В конце февраля - начале марта 1940 года Троцкий составил документ, названный им "Завещанием". В этом документе нет каких-либо политических выводов и оценок, советов сторонникам и т. д. Имущественным вопросам посвящены всего три строки (Троцкий сообщал, что передает всё имущество, которое останется после его смерти, и все свои литературные права Н. И. Седовой). "Завещание" написано в то время, когда Троцкий уже ожидал близкого покушения, но в нём говорится не о возможном террористическом акте, а об ожидании скорого конца от кровоизлияния в мозг ("это самый лучший конец, какого я могу желать") и о возможности самоубийства в случае, если склероз примет затяжной характер и приведёт к длительной инвалидности.
"Завещание" носит по преимуществу личный и мировоззренческий характер. Уделив несколько слов благодарности друзьям, которые оставались верны ему в самые трудные часы его жизни, Троцкий с особенной теплотой пишет о Н. И. Седовой (в мировой литературе и в биографиях великих людей найдется немного таких проникновенных слов любви и нежности, которые человек в ожидании скорой кончины посвящает спутнице своей жизни, проведшей рядом с ним почти сорок лет).
Главное, на мой взгляд, что содержится в "Завещании", - это краткое выражение Троцким своего мировоззренческого и нравственного кредо, которому он оставался верен перед лицом приближающейся смерти. "Я умру пролетарским революционером, марксистом, диалектическим материалистом и, следовательно, непримиримым атеистом. Моя вера в коммунистическое будущее человечества сейчас не менее горяча, но более крепка, чем в дни моей юности... Эта вера в человека, в его будущее даёт мне сейчас такую силу сопротивления, какого не может дать никакая религия".
В "Завещание" как бы неожиданно вкрапливается лирический фрагмент, навеянный конкретным и случайным обстоятельством, но в конечном счёте "работающий" всё на ту же тему: "Наташа подошла сейчас со двора к окну и раскрыла его шире, чтоб воздух свободнее проходил в мою комнату. Я вижу ярко-зелёную полосу под стеной, чистое небо над стеной и солнечный свет везде. Жизнь прекрасна. Пусть грядущие поколения очистят её от зла, гнёта, насилия и наслаждаются ею вполне"[1].
Находясь в Мексике, Троцкий получал письма из многих стран мира. Ни в коей мере не пытаясь исчерпать содержания этой переписки, которая ещё ждёт своего тщательного исследования, расскажу только о двух письмах, полученных Троцким в 1939 году (ответов Троцкого на эти письма, хранящиеся в его архиве, мне не удалось обнаружить). В первом из них Галина Юркевич (по-видимому, русская эмигрантка, проживавшая во Франции) писала по просьбе своего друга - французского писателя Ж. М., мобилизованного в армию: "Если чудом выйдет из этой резки цел и невредим, единственное его желание - это попасть в Мексику и продолжать работать... Для моего друга будет большой радостью получить от Вас письмо. Это поможет переносить все неприятности... Как бы мне хотелось слышать Ваше мнение о том, что происходит в Европе. Здесь никто ничего не понимает"[2].
Другое письмо пришло от Ф. Х. Бертума - участника гражданской войны, члена ВКП(б) с 1919 года, капитана дальнего плавания Черноморского пароходства. Обращаясь к Троцкому как к "старейшему революционеру и лидеру идейных коммунистов", Бертум рассказывал о горестных перипетиях своей судьбы. В начале 1938 года он прибыл в Роттердам для капитального ремонта парохода "Днепрострой". Спустя несколько месяцев, когда ремонт закончился, он получил распоряжение сдать пароход своему старшему помощнику, а самому отправиться в Москву. Ещё через 2 дня он получил известие о гибели своей жены в одесском НКВД. Естественно, что Бертум отказался ехать в Москву и стал очередным "невозвращенцем", поскольку рассматривал полученный им приказ как "вызов на расстрел". Единственной "виной", которую он мог числить за собой, Бертум считал свои правдивые рассказы голландским рабочим о том, что творится в СССР.
На этом страдания Бертума не окончились. Голландская полиция, пренебрегая правом убежища, несколько раз высылала его в Бельгию, откуда, продержав некоторое время в тюрьме, его возвращали обратно в Голландию. Всё это время Бертум чувствовал усиленную слежку за собой со стороны агентов НКВД.
"Уверяю Вас, Лев Давыдович, - писал Бертум, - что я не провокатор и не подставное лицо, а самая настоящая жертва и мученик сталинской тирании... Участь эта в последние годы постигла десятки тысяч лучших идейных российских коммунистов. Наряду с этим, десятки тысяч коммунистов и миллионы рабочих, крестьян и интеллигентов томятся и погибают в сталинских отдалённых концлагерях при самых кошмарных тяжёлых условиях". Обращаясь к Троцкому, Бертум выражал веру в "торжество Вашей идеи и справедливость над Вами"[3].
Такое отношение к Троцкому сохранилось и в СССР. Пока не найдены прямые свидетельства переписки Троцкого со своими советскими единомышленниками в середине и конце 30-х годов. Зато существует волнующий документ: письмо Троцкого советским рабочим "Вас обманывают!" Этот документ является косвенным свидетельством того, что даже после большого террора, казалось бы, выжегшего всех, имевших какое-либо отношение к "троцкизму", работы Троцкого продолжали переправляться в СССР. В письме имеются прямые указания на "надёжных революционеров, готовых рисковать собою за дело социализма", которые доставят это письмо в СССР, на "верных и надёжных людей, в частности... моряков (очевидно, иностранных судов, прибывающих в Советский Союз. - В. Р.)", через которых советские люди смогут "устанавливать связь с... революционными единомышленниками в буржуазных странах. Это трудно, но это возможно"[4].
Письмо Троцкого, написанное в апреле 1940 года, уже через несколько месяцев дошло до своих адресатов. На траурном митинге, посвящённом гибели Троцкого, Д. Кэннон рассказывал, что за несколько дней до этого трагического события редакция "Бюллетеня оппозиции" получила письмо из Риги, авторы которого сообщали, что "открытое письмо рабочим СССР" "они заучили наизусть, слово за словом, и будут передавать его из уст в уста". "Воистину, мы уверены в том, - комментировал это сообщение Кэннон, - что слова Троцкого будут жить в Советском Союзе дольше, чем кровавый режим Сталина"[5].
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Троцкий Л. Д. Дневники и письма. С. 194.<<
[2] Архив Троцкого. № 2131.<<
[3] Там же. № 320.<<
[4] Троцкий Л. Д. Дневники и письма. С. 177.<<
[5] Бюллетень оппозиции. № 84. С. 7.<<