Оценивая морально-политическое значение "мирных" захватов Советским Союзом чужих территорий, Троцкий писал: "После пяти лет непрерывной агитации против фашизма, после истребления старой большевистской гвардии и командного состава армии за мнимую связь с наци, неожиданный союз с Гитлером естественно оказался крайне непопулярен в стране. Нужно было оправдать его непосредственными и осязательными успехами. Присоединение Западной Украины и Белоруссии и мирные завоевания стратегических позиций в Балтийских государствах должны были доказать населению мудрость внешней политики "отца народов". Однако Финляндия изрядно испортила этот расчёт"[1].
Даже если отвлечься от стойкого сопротивления финляндского народа, вставшего стеной на пути советской интервенции (причины неудач СССР в советско-финской войне Троцкий анализировал в целом ряде работ), то "триумфальные" успехи, выразившиеся в присоединении к СССР Западной Украины и Западной Белоруссии, позднее - Прибалтийских государств, Бессарабии и Северной Буковины, Троцкий рассматривал с серьёзными оговорками. Он критиковал сталинскую клику не за само по себе военное вмешательство в судьбы других государств. Революционное военное вмешательство, совпадающее с устремлениями народов этих государств, он считал вполне правомерным и потому нередко употреблял в этой связи даже такие понятия, как "военная интервенция", "военная экспансия" социалистического государства". Разъясняя свою позицию в этом вопросе, он писал: "Робеспьер говорил, что народы не любят миссионеров со штыками. Он хотел этим сказать, что нельзя навязывать другим народам революционные идеи и убеждения при помощи военного насилия. Эта правильная мысль не означает, разумеется, недопустимости военной интервенции в других странах с целью содействия революции. Но такая интервенция, как часть революционной международной политики, должна быть понятна международному пролетариату, должна отвечать желаниям рабочих масс той страны, на территорию которой вступают революционные войска. Теория социализма в отдельной стране совершенно не годится, разумеется, для воспитания той активной международной солидарности, которая одна только может подготовить и оправдать вооружённое вмешательство. Вопрос о военной интервенции, как и все другие вопросы своей политики, Кремль ставит и разрешает совершенно независимо от мыслей и чувств международного рабочего класса. Оттого последние дипломатические "успехи" Кремля чудовищно компрометируют СССР и вносят крайнее замешательство в ряды мирового пролетариата"[2].
При всём этом Троцкий не склонен был полностью отождествлять действия Красной Армии с чисто империалистической экспансией. Он признавал тот немаловажный факт, что наступление Красной Армии в Восточной Польше сопровождалось революционной поддержкой со стороны украинских и белорусских рабочих и крестьян. В доказательство этого Троцкий ссылался на прессу меньшевиков, которая была хорошо осведомлена о событиях, происходящих в Польше благодаря своим тесным связям с Бундом и эмигрантами из Польской социалистической партии. Так, Ф. Дан отмечал: "По единодушному свидетельству всех наблюдателей, появление советской армии и советской бюрократии даёт не только в оккупированной ими территории, но и за её пределами... толчок (!!!) общественному возбуждению и социальным преобразованиям". Другой меньшевистский автор подчёркивал: "Как ни старались в Кремле избегнуть всего, от чего ещё веет великой революцией, самый факт вступления советских войск в пределы восточной Польши, с её давно пережившими себя полуфеодальными аграрными отношениями, должен был вызвать бурное аграрное движение: при приближении советских войск крестьяне начинали захватывать помещичьи земли и создавать крестьянские комитеты"[3].
Суммируя такого рода высказывания, Троцкий писал: "Парижский орган меньшевиков, который солидарен с буржуазной демократией Франции, а не с Четвёртым Интернационалом, прямо говорит, что продвижение Красной Армии сопровождалось волной революционного подъёма"[4].
Касаясь сообщений московских газет о беспредельном "энтузиазме" рабочих и крестьянской бедноты, восторженно встречавших Красную Армию, Троцкий замечал: "К этим сообщениям можно и должно подходить с законным недоверием: во вранье недостатка не было. Но нельзя всё же закрывать глаза на факты: призыв расправляться с помещиками и изгонять капиталистов не мог не породить подъём духа в загнанном, придавленном украинском и белорусском крестьянине и рабочем, которые в польском помещике видели двойного врага"[5].
В этой связи Троцкий ставил вопрос: можно ли считать советизацию Западной Украины и Западной Белоруссии актом социальной революции? На этот вопрос он отвечал следующим образом: "И да, и нет. Больше нет, чем да. После того как Красная Армия занимает новую территорию, московская бюрократия устанавливает в ней тот режим, который обеспечивает её господство. Населению разрешено только одобрять проведённые реформы посредством тоталитарного плебисцита. Такого рода переворот осуществим только на завоёванной территории, с немногочисленным и достаточно отсталым населением... Такую "революцию" Кремль, конечно, приемлет. Такой "революции" Гитлер не боится"[6].
По мнению Троцкого, в известной степени можно было говорить о соединении вторжения Красной Армии с элементами гражданской войны[*], поскольку Кремль оказался вынужден на захватываемой им территории вызывать социально-революционное движение, апеллировать к низам, к бедноте, выдвигать призыв экспроприировать богачей, находящий в этой среде отклик. Разумеется, такая гражданская война носит "ограниченный, полузадавленный характер"[7], поскольку "она не возникает самопроизвольно из народных глубин. Она не ведётся под руководством... революционной партии, опирающейся на массы. Она вносится извне на штыках. Она контролируется бюрократией Москвы"[8].
Революционная по своему характеру мера - экспроприация экспроприаторов в данном случае осуществляется, таким образом, военно-бюрократическим путём. "Апелляция к самодеятельности масс в новых территориях - а без такой апелляции, хотя бы и очень осторожной, невозможно установить новый режим - будет, несомненно, завтра же подавлена беспощадными полицейскими мерами, чтоб обеспечить перевес бюрократии над пробуждёнными революционными массами"[9].
Исходя из этих посылок, Троцкий указывал, что огосударствление средств производства в принципе представляет прогрессивную меру. "Но её прогрессивность относительна, её удельный вес зависит от совокупности всех остальных факторов. Так, прежде всего приходится установить, что расширение территории бюрократического самодержавия и паразитизма, прикрытое "социалистическими" мерами, может увеличить престиж Кремля, породить иллюзии насчёт возможности заменить пролетарскую революцию бюрократическими маневрами и пр. Это зло далеко перевешивает прогрессивное содержание сталинских реформ в Польше". Анализ действительного социального содержания мер, осуществлённых сталинской кликой на захваченных ею территориях, приводил Троцкого к выводу: "Мы были и остаёмся против захвата Кремлём новых областей"[10].
К такому же выводу Троцкий приходил, рассматривая данную проблему с точки зрения международного положения СССР. Сопоставляя внешнюю политику большевизма и сталинизма, он указывал, что "изолированное рабочее государство не может не лавировать между враждующими империалистическими лагерями. Лавировать - значит временно поддерживать один из них против другого... Но есть лавирование и лавирование. В Брест-Литовске Советское правительство пожертвовало национальной независимостью Украины с целью спасения рабочего государства. Об измене по отношению к Украине не могло быть и речи, так как все сознательные рабочие понимали вынужденный характер этой жертвы. Совершенно иначе обстоит дело с Польшей. Сам Кремль нигде и никогда не изображал дело так, будто он оказался вынужден пожертвовать Польшей. Наоборот, он цинично хвастает своей комбинацией, которая справедливо оскорбляет самые элементарные демократические чувства угнетённых классов и народов во всём мире, и тем самым чрезвычайно ослабляет международное положение Советского Союза. Этого и на одну десятую долю не возмещают экономические преобразования в оккупированных областях!"[11].
Троцкий подчёркивал, что в 1919 году, когда Антанта подавляла венгерскую революцию, русская революция имела политическое и моральное право прийти на помощь Венгерской Республике военными мерами. "Такая помощь была бы понята и одобрена трудящимися всего мира. К несчастью, мы были тогда слишком слабы... Сейчас Кремль в военном отношении гораздо сильнее. Но зато он утратил доверие масс, как внутри страны, так и за её пределами"[12].
Суммируя свои выводы о внешней политике сталинизма накануне второй мировой войны и на первых её этапах, Троцкий писал, что "при помощи Коминтерна Кремль дезориентировал и деморализовал рабочий класс, чем не только облегчил взрыв новой империалистической войны, но и чрезвычайно затруднил использование этой войны для революции. По сравнению с этими преступлениями социальный переворот в двух провинциях, оплаченный к тому же закабалением Польши, имеет, конечно, второстепенное значение и не меняет общего реакционного характера политики Кремля"[13].
В начале 1940 г., когда Троцкий обладал более полной информацией о том, что творится на оккупированных Советским Союзом территориях, он писал: "Если бы в России царил режим советской демократии; если бы технический процесс сопровождался ростом социального равенства; если бы бюрократия отмирала, уступая место самоуправлению масс, Москва обладала бы такой притягательной силой, особенно по отношению к своим ближайшим соседям, что нынешняя мировая катастрофа неизбежно толкнула бы народные массы Польши, причём не только украинцев и белорусов, но и поляков и евреев, как и население Балтийских лимитрофов, на путь объединения с СССР". Однако в настоящее время эти важнейшие внутриполитические условия революционной интервенции СССР отсутствуют. "Полицейское удушение народов СССР, особенно национальных меньшинств, оттолкнуло большинство трудящихся периферийных государств от Москвы. Вторжение Красной Армии воспринимается народными массами не как акт освобождения, а как акт насилия и тем облегчает империалистическим правительствам мобилизацию мирового общественного мнения против СССР Вот почему оно, в конечном счёте, принесёт защите СССР больше вреда, чем пользы"[14].
ПРИМЕЧАНИЯ
[*] Троцкий неоднократно вспоминал, что "последний из великих гуманистов - имя его Анатоль Франс - не раз высказывал ту мысль, что из всех видов кровавого безумия, которое называется войной, наименее безумной является всё же гражданская война, ибо в ней люди, по крайней мере, сознательно, а не по приказу делятся на враждебные лагери" (Троцкий Л. Д. Портреты революционеров. М., 1991. С. 39).<<
[1] Бюллетень оппозиции. 1940. № 82-83. С. 5.<<
[2] Бюллетень оппозиции. 1940. № 81. С. 10.<<
[3] Цит. по: Бюллетень оппозиции. 1940. № 82-83. С. 30-31.<<
[4] Троцкий Л. Д. В защиту марксизма. Cambridge, MA, USA, 1995. С. 113.<<
[5] Там же. С. 113.<<
[6] Троцкий Л. Д. Портреты революционеров. С. 159.<<
[7] Троцкий Л. Д. В защиту марксизма. С. 98.<<
[8] Там же. С. 114.<<
[9] Бюллетень оппозиции. 1939. № 79-80. С. 8.<<
[10] Там же. С. 9.<<
[11] Бюллетень оппозиции. 1940. № 81. С. 10.<<
[12] Бюллетень оппозиции. 1940. № 82-83. С. 5.<<
[13] Там же. С. 31.<<
[14] Там же. С. 5.<<