Имя Раскольникова было более известным, чем имена других невозвращенцев, которые относились ко второму поколению большевиков, вступившему в партию в годы гражданской войны. Раскольников был одним из наиболее активных деятелей старой партийной гвардии, организаторов Октябрьской революции, был хорошо знаком с Лениным и Троцким.
В 1923 году в журнале "Пролетарская революция" Раскольников опубликовал воспоминания о событиях, предшествовавших Октябрьской революции. Он писал, что после возвращения Троцкого в Россию в 1917 году "мы все, старые ленинцы, почувствовали, что он - наш"[1]. Думается, что ради дезавуирования этого свидетельства старого большевика сталинские редакторы в 1931 году вписали в воспоминания Горького о Ленине ранее отсутствовавшую там фразу прямо противоположного содержания, якобы принадлежавшую Ленину: "А всё-таки (Троцкий) не наш! С нами, а - не наш!"[2].
Приводя эти и некоторые другие аналогичные свидетельства Раскольникова, выброшенные из последующих изданий его работ, Троцкий писал: "Раскольников по работе встречался со мной в летние месяцы 1917 г. очень часто, возил меня в Кронштадт, обращался не раз за советами, много разговаривал со мной в тюрьме (где они оказались после июльских дней - В. Р.) и пр. Его воспоминания представляют собою в этом смысле ценное свидетельское показание, тогда как его позднейшие "поправки" - не что иное, как продукт фальсификаторской работы, выполненной по наряду"[3].
После окончания гражданской войны Раскольников находился в основном на дипломатической работе - в Афганистане, Эстонии, Дании и Бельгии. В 1936 году он был назначен послом в Болгарию, где провёл почти весь период великой чистки. За это время он неоднократно получал вызовы в Москву - якобы для переговоров о назначении на более ответственную работу. Зная о судьбе, постигшей большинство советских дипломатов, Раскольников всячески оттягивал свой отъезд из Болгарии. Он, разумеется, не знал, что в НКВД уже сфабрикованы показания о его принадлежности к "антисоветской троцкистской организации". Однако по многим признакам он чувствовал, что недоверие к нему растет и даже в самом посольстве за ним ведётся агентурное наблюдение.
Получив очередное категорическое предписание немедленно прибыть в Москву, Раскольников в апреле 1938 года выехал из Софии. Ещё до пересечения советской границы он узнал из иностранных газет, что сталинская клика поторопилась, объявив о снятии его с должности посла. Из этого ему стало окончательно ясно: все предложения о возвращении в Москву были попыткой заманить его в Советский Союз для ликвидации. Раскольников прервал свой маршрут и отправился во Францию. Объясняя позднее этот поступок, он писал: "Над порталом Собора Парижской Богоматери среди других скульптурных изображений возвышается статуя святого Дениса, который смиренно несёт в руках собственную голову. Но я предпочитаю жить на хлебе и воде на свободе, чем безвинно томиться и погибнуть в тюрьме, не имея возможности оправдаться в возводимых чудовищных обвинениях"[4].
На протяжении нескольких месяцев Раскольников проживал в Париже, не занимаясь никакой политической деятельностью и не выступая в печати. 12 декабря он был приглашен на приём послом СССР во Франции Сурицем, который заверил его: советское правительство не имеет к нему никаких претензий, помимо "самовольного пребывания за границей", и поэтому он без всяких опасений может отправляться в СССР. Однако Раскольникову было хорошо известно, что даже согласно официальному указу "Об объявлении вне закона граждан СССР за границей,.. отказавшихся вернуться в СССР", "самовольное пребывание за границей" приравнивается к измене Родине.
Тем не менее Раскольников продолжал испытывать колебания в вопросе о возвращении в Советский Союз и даже направил 18 декабря 1938 года Сталину униженное и льстивое письмо, в котором, в частности, говорилось: "Дорогой Иосиф Виссарионович! После смерти товарища Ленина мне стало ясно, что единственным человеком, способным продолжить его дело, являетесь Вы. Я сразу и безошибочно пошёл за Вами, искренне веря в Ваши качества политического вождя и не на страх, а на совесть разделяя и поддерживая Вашу партийную линию"[5].
В июле 1939 года Раскольников узнал, что Верховный Суд СССР объявил его вне закона за "переход в лагерь врагов народа". 26 июля он передал в зарубежную печать статью "Как меня сделали врагом народа", в которой писал: "Объявление меня вне закона продиктовано слепой яростью на человека, который отказался безропотно сложить свою голову на плахе и осмелился защищать свою жизнь, свободу и честь"[6].
В августе 1939 года было опубликовано открытое письмо Раскольникова Сталину. В конце августа Раскольников, находясь в Ницце, заболел воспалением лёгких и 12 сентября скончался.
В отличие от других невозвращенцев, Раскольников был посмертно реабилитирован - во время второй волны разоблачений сталинских преступлений, поднявшейся после XXII съезда КПСС. 10 июля 1963 года пленум Верховного суда СССР отменил постановление по его делу "за отсутствием в его действиях состава преступления". Вскоре Раскольников был восстановлен в партии.
В декабре 1963 года журнал "Вопросы истории" опубликовал статью В. С. Зайцева "Герой Октября и гражданской войны", где говорилось, что Раскольников до последних дней своей жизни "оставался большевиком, ленинцем, гражданином Советского Союза"[7]. Вслед за этим был выпущен сборник воспоминаний и рассказов Раскольникова "На боевых постах". Вдова и дочь Раскольникова были радушно приняты в Советском Союзе. Обсуждался вопрос о возвращении праха Раскольникова на родину и перезахоронении его в Кронштадте.
Однако начавшаяся в 1965 году кампания ресталинизации не могла обойти Раскольникова. Для сталинистов был неприемлем сам прецедент возвращения доброго имени "невозвращенцу". Инициативу вторичного опорочивания Раскольникова взял на себя заведующий отделом науки и учебных заведений ЦК Трапезников, который в сентябре 1965 года на представительном совещании, используя оголтелую сталинистскую лексику, заявил: "В идейном отношении Раскольников был всегда активным троцкистом[8*]. Сбратавшись с белогвардейцами, фашистской мразью, этот отщепенец стал оплёвывать всё, что было добыто и утверждено потом и кровью советских людей, очернять великое знамя ленинизма и восхвалять троцкизм. Только безответственные люди могли дезертирство Раскольникова, его бегство из Советского Союза расценивать как подвиг"[9].
Аналогичные суждения содержались в статье пяти официозных историков "За ленинскую партийность в освещении истории КПСС", знаменовавшей отход даже от тех скромных разоблачений сталинских преступлений, которые появились в первое послесталинское десятилетие. В этой статье Раскольникову был уделён следующий директивный абзац: "Никак нельзя, как это делают некоторые историки, относить к числу истинных ленинцев тех, кто на деле выступал против ленинизма, участвовал во фракционной борьбе.., например, таких, как Ф. Ф. Раскольников, который перебежал в стан врагов и клеветал на партию и Советское государство"[10].
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Пролетарская революция. 1923. № 10. С. 151.<<
[2] Воспоминания о В.И.Ленине. Изд. 3. Т. 2. М., 1984. С. 266.<<
[3] Троцкий Л. Д. Сталинская школа фальсификаций. Поправки и дополнения к литературе эпигонов. Берлин, 1932. С. 20-21.<<
[4] Раскольников Ф. Ф. О времени и о себе. Л., 1989. С. 540.<<
[5] Власть и оппозиция. С. 165.<<
[6] Раскольников Ф. Ф. О времени и о себе. С. 541.<<
[7] Вопросы истории КПСС. 1963. № 12. С. 94.<<
[8*] В действительности Раскольников никогда не имел отношения к левой оппозиции. Но для сталинистов типа Трапезникова "троцкистом" являлся каждый человек, выступавший против Сталина.<<
[9] Реабилитирован посмертно. С. 223.<<
[10] Коммунист. 1969. № 3. С. 75.<<