По первоначальному замыслу Сталина намечалось осудить Зиновьева и Каменева по одному делу с Николаевым. Однако аппарат Ягоды оказался неспособным подготовить в короткий срок такую амальгаму. Николаев был выведен на процесс, на котором, помимо него, были ещё 13 подсудимых - бывших оппозиционеров младшего поколения. Примерно половина из них была до ареста знакома с Николаевым. На закрытом судебном заседании военной коллегии Верховного Суда СССР, проходившем 28-29 декабря, всем подсудимым было предъявлено обвинение в принадлежности к заговорщической организации, готовившей убийство Кирова (на следующих процессах эта "организация" именовалась "ленинградским центром").
На процессе только двое подсудимых (не считая самого Николаева) признали себя виновными в этом преступлении. Особенно решительно отрицали свою причастность к убийству Кирова Котолынов и Шатский, согласно обвинительному заключению, являвшиеся руководителями "центра". Судя по последнему слову Котолынова, он принимал участие в деятельности подпольной антисталинской организации, но эта организация не вынашивала никаких замыслов об убийстве Кирова. "Я любую кару могу принять на себя, - говорил Котолынов, - но ни о какой пощаде я не молю, а требую сурового наказания, но в этом убийстве я не участвовал, и в этом заключается моя трагедия... С полной ответственностью последний раз заявляю, что виноват в контрреволюционной зиновьевщине. Я отвечаю за тот выстрел, который был сделан Николаевым, но я в организации этого убийства участия не принимал"[1]. По-видимому, как можно судить из этого сумбурного "полупризнания", следователям удалось внушить Котолынову, что оппозиционные высказывания, которыми некоторые обвиняемые делились с Николаевым, подвигли последнего на террористический акт.
Известное представление об атмосфере суда даёт письмо, направленное в 1961 году Хрущёву конвоиром специальной камеры при военной коллегии. В нём сообщалось, что Николаев признавался, что на следствии он оговорил невинных людей, посаженных вместе с ним на скамью подсудимых. Лишь после того, как председатель военной коллегии Ульрих допросил Николаева в отсутствие других подсудимых, тот подтвердил данные им на следствии признательные показания. Услышав, что ему вынесен смертный приговор, Николаев закричал: "Обманули!"[2].
Ульрих, за плечами которого было уже проведение нескольких фальсифицированных процессов, по-видимому, чувствовал себя неуверенно в связи с отказом на сей раз большинства подсудимых сознаться в приписываемых им преступлениях. В письме, направленном в 1956 году в КПК вдовой Ульриха, сообщалось, что в перерыве, объявленном для вынесения приговора, Ульрих, "не удовлетворённый, видимо, чем-то в следствии, звонил по прямому проводу в Кремль, запрашивая разрешения на доследование... Получил от т. Сталина резкий краткий ответ: "Какие ещё доследования? Никаких доследований. Кончайте"[3]. После этого Ульрих подписал приговор о расстреле всех подсудимых, приведённый в тот же день в исполнение.
Хотя комиссии Президиума ЦК ещё в 50-60-е годы пришли к выводу о непричастности сопроцессников Николаева к террористическому акту, последние не были реабилитированы. Не спешила с их реабилитацией и комиссия Яковлева. Решение о реабилитации было принято только в конце 1990 года.
В обвинительное заключение и приговор по делу "ленинградского центра" была включена новая версия с целью протянуть нить от "террористов" - через зарубежные секретные службы - непосредственно к Троцкому. В подтверждение этой версии приводились показания Николаева о его неоднократных встречах с не названным по имени консулом "одного иностранного государства", который выдал ему 5 тысяч рублей на организацию убийства. Николаев заявил: консул передал, что сможет установить связь с Троцким, если "я вручу ему письмо от группы к Троцкому"[4]. После появления этого сообщения "Юманите" поспешила опубликовать статью Ж. Дюкло, в которой утверждалось: "Доказано, что существовали связи между убийцей Николаевым и его сообщниками - Троцким и дипломатическим представителем одной империалистической державы, позволяющие установить ответственность Троцкого за убийство Кирова... Консул служил связующим звеном между Троцким и группой убийц в Ленинграде... Руки Троцкого красны от крови пролетарского вождя"[5].
Ознакомившись с этой версией, Троцкий немедленно передал в мировую печать своё заявление. В нём говорилось: консул, если он и существовал в действительности, был агентом НКВД, подосланным к Николаеву для организации провокации. Троцкий высказывал предположение, что анонимный консул относился к одному из соседних с СССР малых государств, поскольку ГПУ не решилось бы использовать в своих целях консула великой державы. Он обращал внимание и на то, что в обвинительном заключении не сообщалось о реакции Николаева на предложение о письме. Из этого, как подчёркивал Троцкий, могло лишь следовать, что Николаев с изумлением ответил консулу: "А зачем я стану писать Троцкому?"[6].
В комментарии к ленинградскому процессу Троцкий писал, что первоначальная амальгама (о связи Зиновьева и Каменева с террористическим актом) рассыпалась в прах, неожиданно оказавшись заменённой амальгамой с участием консула, также страдавшей очевидными неувязками. В официальных сообщениях не указывалось, было ли письмо написано Николаевым и передано консулу (имя которого "по дипломатическим соображениям" не называлось). Эти сообщения преследовали одну цель: внушить общественному мнению, что "консул символизирует связь террористов и Троцкого с мировым империализмом... по самой сути своей эта часть амальгамы предназначена для заграницы. В обвинительном акте говорится лишь о стремлении "консула" получить письмо для Троцкого - без выводов". Тем не менее "лакеи из "L'Humanite" пишут, что участие Троцкого в убийстве "доказано"[7].
После того, как консульское .совещание в Москве потребовало от советского правительства назвать имя консула, некоторые предположения Троцкого подтвердились. В сообщениях ТАСС для зарубежной печати было объявлено, что речь шла о консуле Латвии в Ленинграде. В советских газетах сообщалось лишь, что "консул, о котором упоминалось в обвинительном акте,.. отозван своим правительством из СССР"[8]. Сам консул ни разу не выступил с каким-либо сообщением.
Версия о консуле и связи его с Троцким не фигурировала на последующих процессах, "открывавших" всё новых организаторов убийства Кирова.
Нетрудно предположить: убедившись, что "амальгама с консулом" скомпрометирована Троцким в глазах мирового общественного мнения, Сталин отложил эту версию в сторону и потребовал сосредоточить усилия НКВД на подготовке нового процесса с участием Зиновьева и Каменева.
Решение об организации этого процесса, названного "делом московского центра" было принято только в январе 1935 года, т. е. после расстрела участников процесса "ленинградского центра".
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Свободная мысль. 1992. № 8. С. 70-71.<<
[2] Родина. 1989. № 7. С. 74; Вопросы истории. 1989. № 6. С. 109-110.<<
[3] Свободная мысль. 1992. № 8. С. 71.<<
[4] Правда. 1934. 27, 30 декабря.<<
[5] Цит. по: Бюллетень оппозиции. 1936. № 52-53. С. 13-14.<<
[6] Троцкий Л. Д. Дневники и письма. С. 153.<<
[7] Бюллетень оппозиции. 1935. № 47. С. 11-12.<<
[8] Правда. 1935. 4 января.<<