Появление многочисленных статей Троцкого в 1939-1940 годах показало, что бесчисленные наветы на него, даже распространяемые устами его бывших друзей и единомышленников - на московских процессах, - не сломили его, не подавили силу его разоблачений, обрушиваемых на Сталина. В десятках стран мира троцкистское движение набирало силу. Поэтому, завершив большой террор, не принесший желаемого морального и политического убийства Троцкого, Сталин приступил к форсированной подготовке прямого террористического акта против него. В феврале 1939 г. он приказал Берии заняться немедленной разработкой плана этой операции, которую потребовал осуществить в кратчайшие сроки. Спустя несколько месяцев был разработан и одобрен Сталиным план под кодовым названием "Утка", согласно которому одновременно готовились две операции: штурм дома Троцкого группой под руководством мексиканского художника-сталиниста Сикейроса и индивидуальный террористический акт, выполнение которого было возложено на молодого испанского сталиниста Рамона Меркадера.
Прежде чем перейти к описанию подготовки и осуществления этих террористических актов, я расскажу о судьбе шести непосредственных их организаторов и исполнителей.
Руководителем группы, которой было поручено непосредственно осуществить террористический акт, по рекомендации Берии был утверждён Сталиным молодой чекист - П. Судоплатов, хотя в то время над ним висела угроза ареста. На собрании парторганизации, в которую входил Судоплатов, был поставлен вопрос о его связях с репрессированными руководителями разведки Шпигельглазом и Пассовым. Среди обвинений в его адрес была и анекдотическая кляуза о том, что, примкнув в возрасте 12 лет к отряду красноармейцев, Судоплатов вместе с этим отрядом в течение суток "находился в плену у генерала Шкуро" и не упоминал об этом "позорном" факте своей биографии в некоторых заполнявшихся им анкетах. Затем на заседании парткома было принято решение об исключении Судоплатова из партии. До очередного партсобрания, которое должно было утвердить это решение, оставалось несколько дней, когда судьба Судоплатова круто изменилась.
В ходатайстве о реабилитации, направленном в Политбюро ЦК КПСС, сам Судоплатов описывал события того времени следующим образом: "В конце 1938 года усилиями Деканозова, назначенного новым начальником Иностранного отдела, и Берии я был обвинён в "преступных связях с Шпигельглазом" (бывший заместитель начальника иностранного отдела НКВД. - В. Р.). Мне грозил арест... В подвешенном состоянии я находился до марта-апреля 1939 г. К этому (времени) подоспело возложенное на меня и Эйтингона новое боевое поручение ЦК ВКП(б); все вокруг нас утихомирилось, и мы начали активно готовиться к проведению операции в Мексике"[1].
Здесь Судоплатов несколько смягчает последствия своего "персонального дела". Несмотря на доверие, оказанное ему самим вождём, 14 июля 1939 г. по итогам разбирательства этого "дела" ему был объявлен выговор с занесением в личное дело, который был снят только 18 января 1941 г., когда окончательно выяснилось, что операция "Утка" прошла успешно[2].
После проведения этой "операции" карьера Судоплатова неуклонно развивалась по восходящей линии - вплоть до 1953 г., когда он был арестован, как приспешник Берии, разделявший ответственность за многие преступления последнего. Судоплатов был приговорён к 15 годам тюремного заключения. В многочисленных письмах об освобождении, направляемых из тюрьмы в высшие партийные органы, он упирал на свои "заслуги перед партией", среди которых выделял "успешное выполнение поручения ЦК ВКП(б) по делу Троцкого... Подробностей приводить не буду. Они известны в ЦК КПСС из устного и письменного отчёта об уничтожении Троцкого"[3].
Однако "инстанции" не спешили с освобождением Судоплатова. Он отбыл в тюрьме весь срок и вышел на свободу в 1968 году.
Н. И. Эйтингон был одним из немногих чекистов-евреев, кому удалось пережить чистки 30-х годов, хотя за ним числился ещё один "компромат": наличие родственников за границей, с которыми он поддерживал связь. Впрочем, связь с одним из этих родственников - двоюродным братом Максом Эйтингоном (1881-1943) носила, по-видимому, специфический характер. М. Эйтингон был одним из лидеров мирового психоаналитического движения, близким учеником Фрейда. В 1926 году был избран президентом Международной психоаналитической ассоциации. Одновременно он был совладельцем предприятия, которое занималось торговлей мехами, закупленными в СССР. М. Эйтингон был связан с евразийцами - эмигрантским течением, положительно относившимся к Советскому Союзу. Его имя фигурирует и в деле известной эмигрантской певицы Н. Плевицкой, жены генерала Скоблина (двойного агента НКВД и гестапо), осуждённой французским судом на 20 лет тюремного заключения за шпионаж и получавшей от М. Эйтингона финансовую помощь[4].
Выбор Н. Эйтингона в качестве одного из главных исполнителей операции "Утка" был связан, очевидно, с его прошлыми "заслугами" в "борьбе с троцкистами". Ещё в 1929 году Эйтингон руководил операцией по возвращению в Москву резидента НКВД в Турции Блюмкина, в прошлом работавшего в секретариате Троцкого и нелегально посетившего последнего в Турции[5]. В годы гражданской войны в Испании Эйтингон работал помощником Орлова - эмиссара НКВД, возглавлявшего террор против троцкистов и поумовцев. После бегства Орлова в июле 1938 г. из Испании в США Эйтингон занял его пост.
После завершения операции "Утка" Эйтингон и Каридад Меркадер получили приказ оставаться некоторое время в подполье. Полгода они провели на Кубе, а затем отправились в Нью-Йорк, где Эйтингон использовал свои связи в еврейской общине для получения новых фальшивых паспортов. В феврале 1941 г. они перебрались в Китай, откуда в мае, перед самым началом Отечественной войны, возвратились в Москву из "долгосрочной командировки" по Транссибирской магистрали[6].
В июле 1945 года был опубликован указ Верховного Совета СССР о присвоении Эйтингону звания генерал-майора - наряду с другими высокими чинами НКВД, получившими после войны воинские звания. Тем же указом Судоплатову было присвоено звание генерал-лейтенанта[7].
Падчерица Эйтингона Зарубина рассказывала, что после убийства Троцкого Эйтингон встречался со Сталиным, который сказал ему: "Партия всегда вам будет благодарна, ваше имя будет вписано в историю золотыми буквами"[8].
Тем не менее в разгар антисемитской кампании начала 50-х годов и одновременно - в период расправы над группой руководящих работников во главе с министром Абакумовым - Эйтингон был арестован. Оформлявший его арест начальник следственной части по особо важным делам Рюмин "объяснил, что арест якобы производится по указанию главы Советского правительства, который, просматривая показания Шварцмана, принял такое решение"[9].
Через несколько дней после смерти Сталина Берия распорядился освободить Эйтингона, реабилитировать его, вернуть ему все правительственные награды (Эйтингон был награждён шестью орденами и несколькими медалями) и возвратить на работу. В июне 1953 года Эйтингон был арестован вновь - на этот раз как активный соучастник преступлений Берии. В отличие от Судоплатова он был приговорён к 12 годам тюремного заключения, поскольку ему было зачтено пребывание в тюрьме в 1951-1953 годах.
В 1954 году, когда Эйтингон находился в Бутырской тюрьме, с ним была проведена неофициальная беседа - допрос о некоторых обстоятельствах убийства Троцкого[10]. В обращении к Хрущёву, отправленном в 1963 г. из Владимирской тюрьмы, Эйтингон в качестве своей особой "заслуги перед партией" называл "работу, сделанную в Америке". "Этой работой, - писал Эйтингон, - ЦК был доволен. Мне было официально объявлено от имени Инстанции (так зачастую в служебной переписке номенклатурных чиновников именовалось Политбюро либо же сам Сталин. - В. Р.), что проведённой мною работой довольны, что меня никогда не забудут, равно как и людей, участвовавших в этом деле"[11].
Эйтингон был освобождён в 1963 году, после чего работал редактором в издательстве "Международная книга". Его реабилитация произошла в 1990 году, когда в угаре реабилитационной гонки реабилитировали всех и вся. Более того - ещё до этого он был причислен к лику героев-чекистов, о чём свидетельствовало наличие его портрета с патетической подписью в "Комнате памяти" Первого главного управления КГБ[12].
В конце 1939 года, когда Берия решил усилить сеть нелегалов в Мексике, он привёл Судоплатова на явочную квартиру, где познакомил его с И. Р. Григулевичем, кодовое имя которого было Юзик. Григулевич успел зарекомендовать себя во время гражданской войны в Испании, где участвовал в арестах поумовцев и анархистов после "барселонского мятежа"[13].
Григулевич прибыл в Мексику в январе 1940 года по фальшивому паспорту и стал работать официантом в баре[14]. Он тесно сотрудничал с группой Сикейроса и принял активное участие в первом покушении на Троцкого. Именно он, единственный участник группы, находившийся в дружеских отношениях с охранником Троцкого Хартом, дал последнему условленный знак, чтобы тот открыл калитку для проникновения банды во двор дома Троцкого. Григулевич принимал непосредственное участие в налёте, орудуя ручным пулемётом. Вскоре после налёта он бежал из Мексики в Калифорнию.
После войны Григулевич продолжал свою агентурную деятельность, теперь уже под кличкой Макс. Ему удалось не только раздобыть костариканский паспорт, но и получить назначение на пост посланника Коста-Рики в Ватикане и по совместительству в Югославии. В конце 1952 года, когда Сталин дал приказ осуществить террористический акт против Тито, руководство МГБ приняло решение о подготовке этого теракта "с использованием агента-нелегала "Макса" - тов. Григулевича И. Р.".
Будучи вхож в высшие круги Югославии, Григулевич должен был добиться аудиенции у Тито и на этой встрече из замаскированного в одежде бесшумно действующего механизма выпустить дозу бактерий легочной чумы, достаточную для заражения и смерти Тито. В целях сохранения жизни "Макса" предполагалось привить ему противочумную сыворотку. Террористический акт планировалось провести одновременно с использованием слезоточивых газов, чтобы создать среди присутствовавших на аудиенции лиц панику, которая позволила бы осуществить "отход" Григулевича.
Используя опыт, применённый в операции "Утка", Григулевича обязали написать "прощальное письмо" к жене, которое в случае его задержания должно было попасть в руки югославских спецслужб. В письме излагалась версия, согласно которой террористический акт совершен одиночкой, ненавидящим Тито по идеологическим мотивам[15].
Сразу же после смерти Сталина данная операция была отменена, а Григулевич был отозван Берией в Москву. Здесь он работал в конце 50-х годов в Государственном комитете по культурным связям с зарубежными странами, где продолжал выполнять шпионские задания, о чём свидетельствует награждение его "на гражданской службе" орденами Октябрьской революции и Дружбы народов[16]. Затем он занялся научной работой и в 1979 г. был избран членом-корреспондентом АН СССР. В каталоге Ленинской библиотеки значится более 30 книг (в том числе на иностранных языках), не считая многочисленных статей в коллективных сборниках и периодических изданиях, написанных Григулевичем (в большинстве своём под псевдонимом Лаврецкий) за 60-70-е годы и посвящённых в основном истории Латинской Америки и Ватикана. Умер Григулевич в 1988 году.
В 90-х годах в российской прессе появился ряд апологетических статей о Григулевиче. В 1993 г. в журнале "Латинская Америка" была помещена обширная публикация о Григулевиче "Вся жизнь - подвиг: учёного и... разведчика", включающая интервью, взятое у него незадолго до смерти журналисткой Шатуновской, и хвалебные воспоминания ответственного работника разведки Леонова и академика Хачатурова. В Кабинете чекистской славы, находящемся в Москве, в районе Ясенева, половина стенда посвящена Григулевичу[17]. В статье О. Игнатьева, опубликованной в "Правде", говорится: "Надеюсь, что придёт время, когда появится книжка об этом замечательном человеке"[18].
Давид Альфаро Сикейрос - непосредственный организатор первого покушения на Троцкого - был одним из наиболее известных мексиканских сталинистов.
Когда руководящая роль Сикейроса в налёте на дом Троцкого была установлена, руководство Мексиканской компартии выступило с рядом заявлений о том, что Сикейрос не является членом партии. Член Политбюро ЦК МКПД. Серрано даже заявил в своих показаниях на следствии, что "сразу после происшествия в Койокане коммунистическая партия произвела расследование, чтоб выяснить, что произошло... Расследование обратилось в сторону Альфаро Сикейроса, человека, не отвечающего за свои действия и которого считают полусумасшедшим".
По поводу подобных заявлений Троцкий писал: "У Сикейроса были, несомненно, "недоразумения" с теми или другими вождями Мексиканской компартии: зависть, интриги, взаимные доносы вообще характеризуют эту среду. Но Сикейрос никогда не рвал с Кремлём. Он всегда оставался верным агентом Сталина. В Испании он... вёл работу под руководством советских агентов ГПУ. Он вернулся в Мексику, как надёжный агент Москвы. Все сталинские и полусталинские группы чествовали его"[19]. Сикейрос неоднократно выступал на митингах, организованных Мексиканской компартией, а на собрании, устроенном в честь 60-летия Сталина, находился в президиуме.
После покушения Сикейросу удалось скрыться. Из своего укрытия он посылал в газеты и журналы статьи с резкой критикой правительства и оправданиями своего участия в покушении. Один журнал опубликовал даже интервью с ним.
Лишь в октябре полиция получила сведения, что Сикейроса и его жену следует искать в небольшом городе Остопакильо, находящемся вдалеке от столицы. Туда выехал возглавлявший расследование полковник Салазар в сопровождении большого отряда полиции. Путём ряда следственных действий полиция узнала, что Сикейрос скрывается в близлежащих горах, где он вскоре был обнаружен и арестован.
На следствии Сикейрос не отрицал, что был руководителем группы, совершившей бандитский налёт, но упорно утверждал, что целью нападения было не убийство Троцкого, а лишь уничтожение его архивов. Он заявил также, что этой акцией предполагалось вызвать "психологический шок" в стране и использовать его для изгнания Троцкого из Мексики[20].
Эту версию Сикейрос повторил в интервью, данном им в 1972 году доминиканскому журналу "Ahora"[21], и в своей автобиографической книге "Меня называли лихим полковником". Глава этой книги о "борьбе с троцкистами" настолько насыщена фальсификациями, что даже Волкогонов, оценивая её, вынужден был признать: "Сикейрос ничего не говорит об участии в операции Компартии Мексики, о людях - не мексиканцах - планировавших её. Для исторического оправдания Сикейрос пытается изобразить операцию лишь как результат недовольства мексиканцев-интернационалистов действиями троцкистов в Испании. Его рассуждения о роли ПОУМ, "предательстве" троцкистов в гражданской войне, мягко говоря, натянуты и исторически некорректны"[22].
Повторяя в своей книге самые грубые и лживые сталинские наветы на Троцкого, Сикейрос столь же лживо утверждал, что решение об "уничтожении штаб-квартиры Троцкого" было принято самостоятельно ещё в Испании группой мексиканцев, выступавших на стороне республики; "естественно, левые политические партии, в частности Коммунистическая партия Мексики, ничего не могли и не должны были знать о наших планах"[23].
По словам Сикейроса, он из Испании направил президенту Мексики Карденасу ряд писем, в которых требовал отменить решение о предоставлении Троцкому политического убежища. Это же требование он повторил на встрече с Карденасом после своего возвращения в Мексику, присовокупив к нему "предупреждение, что мы будем вынуждены применить силу, если не удастся решить вопрос мирным путём". В книге воспоминаний Сикейрос добавлял ещё один лживый аргумент, якобы побудивший его к организации налёта, - о том, что Троцкий выступил вместе с Диего Риверой в поддержку реакционного генерала Альмазана, стремившегося захватить власть в Мексике[24][*].
В воспоминаниях Сикейрос косвенно признал соучастие председателя Конфедерации трудящихся Мексики, ярого сталиниста Толедано в организации покушения, заявив, что, "исчерпав все свои возможности с помощью мирных средств положить конец существованию штаб-квартиры Троцкого в Мексике, мы обратились к Висенте Ломбарде Толедано и к ломбардистам"[25].
"Глобальная задача всей операции", по словам Сикейроса, состояла в том, чтобы "захватить по возможности все документы, но любой ценой избежать кровопролития". Кроме того, как уверял Сикейрос, "мы считали, что... скандал, вызванный нашими действиями, станет ещё одним мощным нажимом на правительство Карденаса и вынудит его запретить деятельность штаб-квартиры Троцкого в Мексике"[26].
В 1947 году Сикейрос в интервью журналу "Эксцельсиор" заявлял: "Я не отрицаю и не буду никогда отрицать мою ответственность в этом деле, но я подчёркиваю, что я действовал как независимый агент. Я чувствую себя обязанным сказать, что я рассматриваю своё участие (в нападении на дом Троцкого. - В. Р.) как один из самых почётных актов в моей жизни"[27].
Оценивая спустя ещё три десятилетия свои действия, Сикейрос уже не говорил о "почётном" характере своего преступления, но казуистически писал: "Я никогда не отрицал и не отрицаю того, что формально, если исходить из действующего законодательства, моё участие в нападении на дом Троцкого 24 мая 1940 г. является преступлением. За это я пробыл долгое время в тюрьме, свыше трёх лет в изгнании, потерял большую сумму денег, внесённую в качестве залога, и подвергся оскорбительным нападкам во внешнем мире"[28].
Изображая себя чуть ли не безвинной жертвой мексиканского правосудия, Сикейрос явно преувеличил тяжесть постигшего его наказания и лишений, которые он перенёс за своё преступление. Приговорённый к длительному тюремному заключению, он спустя год был освобождён из тюрьмы под денежный залог. Такое решение было принято генералом Мануэле Авило Камачо, недавно избранным президентом Мексики. По словам Сикейроса, он был доставлен к Камачо, который заявил ему: "Я пригласил Вас, чтобы попросить о следующем: после выхода на свободу как можно скорее уезжайте из страны. По имеющимся у меня сведениям, ваши враги - троцкисты хотят убить вас. Я же этого отнюдь не хочу, тем более в период моего правления. Речь, следовательно, идёт о принятии мер безопасности, а вовсе не о высылке"[29]. Эту просьбу Камачо подкрепил официальным санкционированием отъезда Сикейроса из Мексики не как высылки, а как предоставления ему возможности работы по контракту заграницей.
Сикейрос был доставлен в аэропорт, откуда с семьей отправился в Чили. Чилийская виза была получена с помощью поэта-коммуниста Пабло Неруды, занимавшего тогда пост генерального консула Чили в Мексике[30].
Когда Сикейрос в 1944 году вернулся в Мексику, пресса потребовала его немедленного ареста, но судебные органы сообщили, что его дело не может быть возобновлено, потому что досье на Сикейроса "таинственно исчезло"[31].
Сикейрос оставался "другом СССР" вплоть до своей смерти. В 1966 г. ему была присуждена Международная Ленинская премия "За укрепление мира между народами".
Существуют, однако, свидетельства о том, что временами Сикейроса посещали угрызения совести за совершённое им преступление. Сын французского писателя Виктора Сержа - Влади Серж, после войны проживавший в Мексике, рассказал о своём разговоре с Сикейросом относительно организованного им налёта. В этом разговоре Сикейрос сказал, что он "впервые прочитал работы Троцкого, когда сидел в тюрьме. До этого я... жил в атмосфере, в которой жили мои друзья и товарищи по партии. Вместе ненавидели наших общих врагов, предателей революции. В этой ненависти мы убеждали друг друга и всё дальше уходили от реальностей, от жизни, от фактов"[32].
Каридад Меркадер - мать убийцы Троцкого - была дочерью богатого испанского помещика, проживавшего на Кубе. После развода с мужем она поселилась со своими детьми в Париже, а затем принимала активное участие в испанской гражданской войне, выражавшееся, в частности, в добровольном выполнении агентурных заданий НКВД. Так, например, ею был написан донос на Михаила Кольцова и его жену Марию Остен[33].
Во время покушения Р. Меркадера на Троцкого Каридад Меркадер вместе с Эйтингоном находилась в машине неподалёку от дома Троцкого, чтобы сразу же после убийства увезти Рамона по заранее разработанному маршруту - в США, а оттуда пароходом во Владивосток и затем по Транссибирской магистрали в Москву. Когда в доме Троцкого послышались крики и стало ясно, что Рамон Меркадер задержан, Эйтингон и Каридад немедленно скрылись, а затем бежали на Кубу. Спустя некоторое время они перебрались в США, где совместно с нью-йоркской резидентурой НКВД провели большую организационную работу по облегчению участи Р. Меркадера - обеспечили ему солидную юридическую поддержку и наладили связь с ним двух специально проинструктированных агентов, находившихся в Мехико[34].
Незадолго до нападения Гитлера на СССР Н. Эйтингон и К. Меркадер прибыли в Москву. За несколько дней до начала войны они вместе с Судоплатовым были приглашены в Кремль, где Калинин вручил им ордена Ленина.
В первые годы войны Каридад проживала в Уфе. Бывший командир корпуса испанской республиканской армии Мануэль Тагуэнья в опубликованных на родине воспоминаниях писал: "В общем-то все (испанские эмигранты. - В. Р.) знали, кто из их среды работает на НКВД. Среди них выделялась каталонка на возрасте, с совершенно белыми волосами. Мы встретились с ней в Москве по возвращении из эвакуации и обратили внимание на особое уважение, которым она пользовалась у русских"[35].
Однако уже во время пребывания в СССР Каридад стала испытывать муки совести. В начале 40-х годов она говорила представителю Компартии Испании, работавшему в штаб-квартире Коминтерна: "Я им (НКВД) больше не нужна... Меня знают за границей. Меня опасно использовать. Но они также знают, что я больше не та женщина, какой была прежде... Каридад Меркадер - это не просто Каридад Меркадер, а худшая из убийц... Я не только ездила по всей Европе, разыскивая чекистов, покинувших рай (т. е. "невозвращенцев". - В. Р.), для того чтобы безжалостно убивать их. Я сделала даже больше этого!.. Я превратила, и сделала это для них, в убийцу моего сына Рамона, сына, которого я однажды увидела выходящим из дома Троцкого, связанного и окровавленного, не имеющего возможности подойти ко мне"[36].
В книге Луиса Меркадера, младшего сына Каридад, "Мавр сделал своё дело" приводится её разговор с другим видным испанским коммунистом: "Нас обманули, Энрике... Это самый худший яд из всех существовавших. Я никогда не смогу к этому привыкнуть. У меня лишь одно желание, одна мысль: бежать, бежать подальше отсюда... Тебя лишают воли, заставляют убивать, а затем самого добивают ударом или выстрелом или сжигают на медленном огне, как меня сейчас"[37].
В 1944 году К. Меркадер сумела добиться разрешения переехать во Францию, откуда она всего два раза приезжала в гости к сыновьям, проживавшим в Москве. Умерла она в Париже в 1975 году.
После убийства Троцкого судьба Р. Меркадера, действовавшего под псевдонимами Джексон и Жак Морнар, складывалась достаточно благоприятно. Его первым адвокатом стала кубинка Офелия Домингес, известный юрист, выступавшая под легендой дальней родственницы обвиняемого. Берия объявил Судоплатову о решении не жалеть никаких денег для защиты Меркадера. Адвокаты должны были доказать, что убийство совершено на почве склок и интриг в троцкистском движении. В этом им активно помогал сам Меркадер, который упорно отрицал свою причастность к НКВД.
По словам Луиса Меркадера, во время пребывания Рамона в тюрьме на него было израсходовано около 5 миллионов долларов. Эти средства шли не только на оплату лучших адвокатов, но и на всемерное облегчение условий тюремного заключения, а также на содержание агентов в Мехико, которые осуществляли с Меркадером бесперебойную связь. Эти агенты через посредников были связаны с резидентурой в Нью-Йорке. Такая цепочка связи успешно действовала вплоть до конца 1943 года, когда после восстановления дипломатических отношений между СССР и Мексикой там стали действовать резиденты советской внешней разведки, которым были переданы каналы связи с Меркадером[38].
После длительной и сложной юридической процедуры в различных судебных инстанциях страны суд Федерального округа Мехико в мае 1944 года вынес окончательный приговор: 20 лет тюремного заключения. Такова была высшая мера наказания в этой стране.
Пользуясь мягкостью мексиканской пенитенциарной системы, Меркадер получал большие суммы денег, на которые он "снимал" в тюрьме роскошный отдельный "номер" со всеми удобствами, включая даже тогдашнюю новинку - телевизор.
Начиная с 1941 года на протяжении ряда лет с участием самого Меркадера разрабатывались различные варианты его побега из тюрьмы и тайной отправки его из Мексики. Для реализации таких планов складывалась временами крайне благоприятная обстановка. Так, весной 1945 года Меркадер в сопровождении своего адвоката выезжал в город к зубному врачу. Не застав врача, они провели в городе целый день. Поездка к врачу была повторена спустя два дня, причём на этот раз "узник" свободно прогуливался по городу без сопровождения адвоката. Новый, 1946 год ему было разрешено встретить в доме своего приятеля, бывшего заключённого, с которым Рамон подружился в тюрьме. Из-за того, что возможности побега даже в таких условиях были упущены, "один агент, причастный к делу, высказал по этому поводу нашим работникам горькие и резкие упреки, обвинив их в нерешительности, излишней перестраховке, в бессмысленной трате больших денег и т. п."[39].
За попытками организовать побег из тюрьмы убийцы Троцкого тщательно следили британская и американская разведки. В 1941-1943 годах цензура США и Великобритании перехватила около 20 писем, циркулировавших по линии связи Нью-Йорк - Мексика и обратно, и раскрыла содержащиеся в них тайнопись и шифры. В результате этого было выяснено, что акция, направленная на организацию побега, готовится советскими резидентурами в Мехико и Нью-Йорке, а её участниками являются не менее двух десятков лиц разных национальностей, которыми руководят опытные разведчики, работающие под прикрытием представительств СССР в Нью-Йорке и Мексике. Были выяснены даже имена этих людей: секретарь посольства СССР в США Василий Зубилин (В. М. Зарубин), М. А. Шаляпин, Г. Б. Овакимян, Лев Тарасов (Л. П. Василевский) и Павел Кларин (П. П. Пастельняк)[40]. Двое последних были в 1941 году по представлению Берии награждены орденами за активное участие в операции "Утка".
В 1946 году американская разведка организовала утечку сведений по этому делу в печать, где появились сообщения о том, что "заговор, который готовился в течение нескольких лет... окончился неудачей благодаря бдительности американских разведывательных органов"[41]. В начале 1946 года американские журналы "Нью Лидер" и "Тайм" сообщили, что в план организации побега убийцы была вовлечена некая женщина-коммунистка из Нью-Йорка, но американская и мексиканская полиция осуществили необходимые меры предосторожности, помешавшие реализации этого плана[42].
Раскрытие планов побега не изменило комфортных условий пребывания Меркадера в тюрьме. С 1946 года его регулярно стала навещать индианка Ракелия Мендоса, снабжавшая его медикаментами и ежедневно приносившая ему в камеру домашние обеды. Вплоть до освобождения Меркадера она выполняла роль связника, а ещё во время его пребывания в тюрьме вступила с ним в брак и регулярно наносила ему супружеские визиты, которые были разрешены мексиканскими законами. Через Ракелию Меркадер пересылал письма родным в Москву.
На протяжении ряда лет мексиканские власти прилагали настойчивые усилия для обнаружения подлинного имени Меркадера. Уже в первые дни следствия судья обратился к профессору криминологии Альфонсо Куарону с просьбой провести медико-психологическое исследование личности убийцы. Используя различные психологические и медицинские тесты, Куарон дал много ценных данных о характерологических особенностях "Морнара", но не сумел найти никаких доказательств его идентичности.
Полиция установила, что убийца не является ни бельгийцем, ни французом, ни канадцем. Выйти на "испанский след" мешало то обстоятельство, что на протяжении ряда лет заключённый упорно заявлял, что не знает испанского языка и ни разу ничем не обнаружил своё знакомство с ним.
В 1945 году для защиты "Морнара" был нанят мексиканский адвокат Эдуарде Сенисерос. Меркадер назвал ему своё настоящее имя и изложил подлинные мотивы убийства. Как рассказал Сенисерос в 1975 году комиссии МКЧИ (Международного комитета Четвёртого Интернационала), Меркадер объяснял причину совершения им террористического акта тем, "что считал: в коммунистическом движении "не должно быть двух лидеров: Сталина и Троцкого, поскольку это разделяет марксистские силы"[43]. Разумеется, Сенисерос никому не сообщил, кем является на самом деле его подзащитный.
Первое доказательство идентичности Меркадера поступило от бывшего лидера ПОУМа Хулиана Горкина, проживавшего тогда в Мексике. Связавшись с другими испанскими изгнанниками, Горкин установил в 1947 году, что матерью убийцы была Каридад Меркадер, но ничего более конкретного о самом убийце не мог обнаружить[44].
Несколько бывших членов интернациональных бригад опознали Меркадера по фотографиям и сообщили, что он получил в Испании рану в предплечье, следы которой были обнаружены на теле убийцы. Окончательную ясность внёс Куарон, во время своей поездки в Испанию в 1950 году раздобывший в тамошних полицейских архивах досье Меркадера с фотографией и отпечатками пальцев, взятыми после его ареста в 1935 году в Барселоне[45]. Вслед за этим были получены сведения о членах семьи Меркадера и месте их пребывания.
Когда в Мексику было доставлено из Испании полицейское досье Меркадера, его дальнейшее запирательство стало бессмысленным. Перед лицом неопровержимых улик Меркадер признал своё настоящее имя и своё происхождение из богатой испанской семьи. Но вплоть до своего освобождения он отказывался признать, что убил Троцкого по приказу из Москвы, по-прежнему подчёркивая личные мотивы убийства.
В определённых сталинистских кругах Меркадера рассматривали как героя. В кампанию его прославления включился известный кубинский поэт Николас Гильен, который в "Элегии о Жаке Морнаре" патетически писал:
Суровым и жёстким он был, Его голос угрюмым, И его призвание было - быть сталью (Не был. Есть. Этот человек живёт и сейчас). Он живёт. Из стали. Из стали создан он. Сталь! Он живёт. |
(Переведено мною с английского текста, который в свою очередь представляет перевод с испанского. - В. Р.).
Никто не смог документально доказать участие органов НКВД в убийстве Троцкого. Это стало очевидным только после освобождения Меркадера, отбывшего полностью свой тюремный срок. Незадолго перед выходом из тюрьмы ему был вручен чехословацкий паспорт. 6 мая I960 года Меркадер был выпущен на свободу и в тот же день вылетел в Гавану. 7 мая он уже находился на борту теплохода, направлявшегося из Гаваны в Москву. Ещё через две недели он встречал в Москве Ракелию[46]. В Москве он получил советские документы на имя Рамона Ивановича Лопеса.
Председатель КГБ Шелепин направил Хрущёву докладную записку с предложениями о награждении Меркадера, предоставлении ему советского гражданства и решении вопросов его материально-финансового обеспечения. В этой записке "подвиги" Меркадера живописались следующим образом: "В силу своей безграничной преданности делу коммунизма и Советскому Союзу в период следствия и судебного разбирательства, а также на протяжении почти 20-летнего пребывания в тюрьме в условиях не прекращавшейся против него кампании угроз и провокаций, проявил смелость, стойкость и высокую идейность, присущие настоящему коммунисту, и сохранил в тайне свою связь с органами государственной безопасности Советского Союза".
На основе этой записки 31 мая был подписан указ Президиума Верховного Совета СССР, в котором говорилось: "За выполнение специального задания и проявленные при этом героизм и мужество присвоить тов. Лопесу Рамону Ивановичу звание Героя Советского Союза с вручением ему ордена Ленина и медали "Золотая Звезда". В печати этот указ, разумеется, не был опубликован. 8 июня Председатель Президиума Верховного Совета СССР Брежнев вручил в Кремле Меркадеру высшую правительственную награду Советского Союза[47].
По личному ходатайству Долорес Ибаррури и по специальному решению ЦК КПСС Меркадер был зачислен на должность старшего научного сотрудника в Институт марксизма-ленинизма, где он занимался историей гражданской войны в Испании. Кроме должностного оклада он получал пенсию от КГБ. Ему была предоставлена четырёхкомнатная квартира в Москве и подмосковная государственная дача. Ещё при жизни Меркадера его новое имя (Лопес) было выгравировано на почётной мраморной плите в вестибюле здания КГБ.
Тем не менее обласканный советскими властями Меркадер временами проявлял строптивость. Когда он приехал в Советский Союз, то первым делом спросил, где находится сейчас Леонид Котов (Эйтингон), и был изумлён, узнав, что его наставник и непосредственный руководитель содержится в тюрьме. В течение 60-х годов Меркадер неоднократно обращался в ЦК и КГБ с просьбами об освобождении Эйтингона и Судоплатова. Он сумел дойти даже до Суслова, который заявил ему: "Мы решили для себя судьбу этих людей раз и навсегда. Не суйте нос не в свои дела"[48].
В начале 70-х годов Меркадер заявил, что он и его жена тяжело переносят местный климат. Узнав об этом, "кубинские друзья" пригласили его в свою страну, предложив ему работать в качестве консультанта по вопросам трудового воспитания в системе МВД. В конце 1973 года на Кубу выехала Ракелия с детьми. Спустя год к ним присоединился Меркадер. Он скончался в этой стране 18 ноября 1978 года. Согласно его воле, урна с его прахом была захоронена на московском кладбище. В 1987 году на могиле появилась гранитная плита с выгравированной на ней золотыми буквами надписью "Лопес Рамон Иванович, Герой Советского Союза".
Семье Меркадера учредили пенсии с выплатой в валюте: Ракелии пожизненно, а детям - до достижения совершеннолетия. В Москве из родных Меркадера остался только его младший брат Луис, который сумел вернуться в Испанию только в 80-х годах. Там он стал работать преподавателем Мадридского университета и выпустил книгу о своём брате.
В беседе с корреспондентом "Известий" Л. Меркадер заявил, что в Москве много раз мысленно садился за эту книгу, но всякий раз останавливал себя. "Почему?" - "Отвечаю искренне: я боялся, боялся КГБ, его длинных рук, боялся, что меня никогда не выпустят на родину - ведь я знал очень много"[49].
ПРИМЕЧАНИЯ
[*] В действительности разрыв Троцкого с Риверой произошёл как раз в связи с тем, что последний яростно нападал на Карденаса как "пособника сталинистов", а в кампании по выборам президента поддерживал Альмазана. В специальном заявлении Троцкий выразил сожаление по поводу позиции Риверы и заявил в связи с этим, что отныне не может поддерживать "моральную солидарность" с ним и пользоваться его гостеприимством (до этого Троцкий проживал в доме Риверы) (Дойчер И. Троцкий в изгнании. М., 1991. С. 475).<<
[1] Волкогонов Д. Троцкий. Кн. 2. С. 311.<<
[2] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 100. Д. 247610. Л. 32.<<
[3] Московские новости. 1992. № 31. С. 10.<<
[4] Эткинд А. Эрос невозможного. История психоанализа в России. СПб., 1993. С. 293-299.<<
[5] Эндрю К. и Гордиевский О. КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева. - Nota Bene, 1992. С. 172<<
[6] Судоплатов П. Разведка и Кремль. М., 1996. С. 92.<<
[7] Известия. 1945. 11 июля.<<
[8] Воскресенская З. Под псевдонимом Ирина. М., 1997. С. 266.<<
[9] Ваксберг А. Нераскрытые тайны. М., 1993. С. 299.<<
[10] Очерки истории российской внешней разведки. Т. 3. С. 109.<<
[11] Волкогонов Д. Троцкий. Кн. 2. С. 310.<<
[12] Эндрю К. и Гордиевский О. КГБ. С. 185.<<
[13] Латинская Америка. 1993. № 3. С. 63.<<
[14] Папоров Ю. По следу призрака Троцкого. - ЛГ-досье. 1994. № 8. С. 23.<<
[15] Волкогонов Д. Несостоявшееся покушение. - Известия. 1993. 11 июня; Судоплатов П. Разведка и Кремль. С. 390-392.<<
[16] Латинская Америка. 1993. № 3. С. 66, 70.<<
[17] Там же. С. 65.<<
[18] Игнатьев О. Шаманы, вожди и партизаны... - Правда 5. 1996. № 11.<<
[19] Бюллетень оппозиции. 1940. № 86. С. 6-7.<<
[20] Очерки истории российской внешней разведки. Т. 3. С. 101.<<
[21] How the GPU Murdered Trotsky. N. Y., 1981. P. 105.<<
[22] Волкогонов Д. Троцкий. Кн. 2. С. 315-316.<<
[23] Сикейрос Д. Меня называли лихим полковником. Воспоминания. М., 1986. С. 221.<<
[24] Там же. С. 222-223.<<
[25] Там же. С. 224.<<
[26] Там же. С. 223.<<
[27] Цит. по: Sedova N. & Serge V. The Life and Death of Leon Trotsky. P. 277.<<
[28] Сикейрос Д. Меня называли лихим полковником. С. 225.<<
[29] Там же. С. 232, 240.<<
[30] SedovaN. & Serge V. The Life and Death of Leon Trotsky. P. 277.<<
[31] Ibid.<<
[32] Комсомольская правда. 1989. 22марта.<<
[33] Ваксберг А. Нераскрытые тайны. С. 22.<<
[34] Очерки истории российской внешней разведки. Т. 3. С. 104.<<
[35] Нева. 1989. № 3. С. 203.<<
[36] Эндрю К. и Гордиевский О. КГБ. С. 188.<<
[37] Цит. по: Верников. "Мавр сделал своё дело". Известия. 1991. 30 июля.<<
[38] Очерки истории российской внешней разведки. Т. 3. С. 104.<<
[39] Там же. С. 104-105.<<
[40] Там же. С. 106.<<
[41] Там же.<<
[42] Sedova N. & Serge V. The Life and Death of Leon Trotsky. P. 275.<<
[43] Trotsky's Assassin at Large. Security and the Fourth International. N. Y., 1977. P. 2.<<
[44] Ibid. P. 5.<<
[45] Очерки истории российской внешней разведки. Т. 3. С. 105-106; Trotsky's Assassin at Large. P. 7.<<
[46] Очерки истории российской внешней разведки. Т. 3. С. 107.<<
[47] Там же. С. 107, 109.<<
[48] Судоплатов П. Разведка и Кремль. С. 94.<<
[49] Известия. 1991. 30 июля.<<