Тем временем Сталин всячески стремился ускорить подготовку покушения на Троцкого. При этом он руководствовался широким комплексом мотивов - личных и политических.
Даже Волкогонов в книге "Сталин", давая чисто сталинистскую характеристику Троцкого, обмолвился справедливым замечанием: "Сталин, воюя с Троцким полтора десятилетия, уничтожив почти всех его сторонников, превратив изгнанника-изгоя в постоянную мишень террора, не смог избавиться от ощущения своей второсортности по сравнению с Троцким"[1].
К. Маркс в работе "Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта" обращал внимание на то, что своеобразное преимущество этой "выдающейся посредственности" XIX века перед своими противниками состояло в том, что он пользовался в борьбе с ними "низкими средствами"[2]. С ещё большим основанием можно сказать, что вся борьба Сталина с Троцким велась самыми низкими средствами и неизбежно должна была увенчаться убийством, поскольку никаким иным способом нельзя было заглушить голос Троцкого. Это стало особенно настоятельным для Сталина после начала второй мировой войны, когда Троцкий усилил свою непримиримую борьбу против внешней и внутренней политики сталинской клики. Даже буржуазные политики и публицисты вынуждены были убедиться, что никто другой в мире не даёт столь проницательных анализов и достоверных прогнозов международных событий, как Троцкий. Поэтому его заявления и статьи в мировой печати - по поводу советско-германского пакта, расчленения Польши, нападения на Финляндию и т. п. - переиздавались во всех странах мира в десятках миллионов экземпляров. Редакция "Бюллетеня оппозиции" справедливо называла следующие основные причины убийства Троцкого: "...Гложущая ненависть к тому, чья преданность и верность рабочему делу составляла такой контраст с подлогами и изменой Сталина. Безумная жажда мести против бесстрашного и безупречного борца, обличившего Сталина и пригвоздившего его к позорному столбу перед всем миром; беспощадная решимость заставить замолчать своего обличителя накануне новых гнусностей и предательств против рабочего класса СССР и всего мира"[3].
К этому добавлялся мотив, на который указал Джеймс Кэннон, напомнив слова английского историка Маколея о том, что вероотступники всех времен обнаруживали невероятное озлобление по отношению к тем, кого они предавали. "Сталин и его шайка изменников, - говорил Кэннон, - пылали безумной ненавистью к человеку, который напоминал им их вчерашний день... постоянно напоминал им о деле, которое они покинули и предали"[4].
Стремление Сталина ускорить смерть Троцкого в немалой степени диктовалось и тем, что Сталину было известно: Троцкий пишет его политическую биографию, которая, несомненно, будет насыщена новыми обличениями и фактами, раскрывающими подлинную сущность его личности и его политики. Уже весной 1939 года в интервью корреспонденту английской газеты "Дейли Геральд" Троцкий сообщил, что заканчивает книгу о Сталине, которая "покажет в частности, как и почему бывший большевик Сталин вполне созрел ныне для союза с Гитлером"[5].
Н. И. Седова вспоминала, что Троцкий собирался завершить книгу о Сталине к марту-апрелю 1940 года, но это ему не удалось, поскольку он был отвлечён от данной работы участием в дискуссии внутри Социалистической Рабочей Партии США, а затем - деятельностью по расследованию событий 24 мая.
Рассказывая о работе Троцкого над книгой "Сталин", Седова писала: "Он тщательно анализировал ценность каждого свидетельства и стремился к тому, чтобы каждый документ, который он использовал, рассматривался в его действительном контексте... Имея дело с врагом, он старался быть всесторонне объективным... Он сдерживал свои эмоции, если они не были посвящены поиску истины и отвращению к антигуманности. Многие из набросков книги были написаны в пылу негодования, но окончательный текст был всегда результатом хладнокровного, спокойного размышления"[6].
Едва ли можно согласиться с Седовой в том, что "труд о Сталине был навязан Троцкому посторонними обстоятельствами: материальной необходимостью и его издателем"[7]. Мне представляется, что в основе работы над этой книгой лежали и более глубокие мотивы - стремление не только объяснить другим, но и уяснить самому себе, как и почему человек, обладавший столь низменными моральными качествами и слабо развитыми высшими чертами интеллекта, сделался неограниченным диктатором СССР, сосредоточившим к тому же в своих руках безграничную власть над международным коммунистическим движением и оказывавшим столь огромное влияние на судьбы всего человечества.
Поэтому Троцкий, особенно во второй части книги, уделил большое внимание анализу крупномасштабных исторических процессов, обусловивших в конечном счёте победу Сталина над его противниками и его последующее всевластие. Здесь встречаются десятки страниц, на которых почти не упоминается имя Сталина и где Троцкий по-новому, более глубоко, чем в своих прежних работах, рассматривает причины перерождения Октябрьской революции. Это относится к сопоставлению политических событий во Франции конца XVIII века и в Советской России 20-х годов, к анализу характера насильственной коллективизации, объективных и субъективных причин поражения левой оппозиции и т. д. Здесь мы находим не только новое прочтение истории, но и новые суждения о судьбах социализма, разработанные на основе всего исторического опыта его побед и поражений в первые четыре десятилетия XX века.
Развивая марксистскую идею о решающем значении народных масс в истории, Троцкий показывал различную историческую роль, какую массы играют в периоды революционных подъёмов и реакционных спадов. "Революция отодвигает, разрушает, разбивает старый государственный аппарат, в этом её сущность, - писал он. - Массы заполняют собою арену. Они решают, они действуют по своему законодательству, они судят[*]. Суть революции состоит в том, что масса является сама своим собственным исполнительным органом.
Когда массы оставляют общественную арену, уходят к себе в свои кварталы, прячутся по домам, растерянные, разочарованные, усталые, тогда образуется пустота. Эту пустоту заполняет новый бюрократический аппарат. Вот почему в эпоху победоносной реакции аппарат, военно-полицейская машина играет такую громадную роль, какая была неизвестна старому режиму"[8].
Временами Троцкий, на мой взгляд, даже преувеличивал бессознательность действий Сталина, представляя его искренним сторонником социализма и простым органом нового правящего слоя, бюрократии, узурпировавшей власть большевистской партии и рабочего класса. Касаясь событий первой половины 20-х годов, он писал: "Не подозревая того, Сталин организует новый политический режим... Ему кажется, вероятно, поскольку он вообще интересуется общими вопросами, что утверждение его аппарата придаст твёрдость государственной власти и обеспечит дальнейшее развитие социализма в отдельной стране. Дальше этого его обобщающая мысль не идёт. Что кристаллизация нового правящего слоя профессионалов власти, поставленных в привилегированное положение и прикрывающихся идеей социализма перед массами, что формирование этого нового архипривилегированного и архимогущественного правящего класса[**] изменяет социальную ткань государства и в значительной и возрастающей мере социальную ткань общества, от этой мысли Сталин далёк, от неё он отмахивается рукой или маузером"[9].
В этом фрагменте, как мне думается, Троцкий преуменьшил значение того факта, что именно Сталин в первую очередь использовал идею социализма как средство маскировки перед массами, что он не разделял кардинальные идеи социализма - идеи социального равенства, интернационализма, общественного самоуправления - и сознательно отвергал их при проведении внутренней и международной политики, - а это и означало изменение социальной ткани (структуры) государства и общества.
Что же касается суждений об "архимогуществе" правящего слоя, то и здесь Троцкий, на мой взгляд, нарушил некоторые реальные исторические пропорции. Это нашло отражение в формулировке о том, что "не Сталин лично имеет неограниченную власть, а бюрократия, как социальный слой, через Сталина"[10]. Хотя эта формулировка принадлежала не Троцкому, а Л. Седову, она в заостренном виде отражала некоторые высказывания Троцкого, например, выражение, за которое часто цепляются "троцкоеды" и антикоммунисты: "Не Сталин создал аппарат. Аппарат создал Сталина"[11]. Но и в данном случае возникают вопросы, как мог "архимогущественный" слой аппаратчиков, "создавший" Сталина и приобретший к тому же неограниченную власть, позволить Сталину в годы большого террора почти целиком истребить себя?
По моему мнению, Троцкий до последних дней жизни в известном смысле недооценивал Сталина. Это во многом было связано с тем, что он глубоко верил в превосходство больших политических идей над тёмными политическими интригами и провокациями, как бы отказывался признать, что мастера интриг, провокаций, коварства и лжи, вмешивающиеся в "чистые" социальные процессы, могут играть в определённые исторические эпохи решающую роль в ходе и исходе большой политической борьбы. Отсюда и часто повторяемая им характеристика Сталина как "выдающейся посредственности". Будучи односторонне понятой, эта характеристика не отражает всей совокупности духовных и особенно волевых качеств Сталина, которые сам Троцкий оценивал достаточно высоко.
Под характеристикой Сталина как "выдающейся посредственности" Троцкий понимал его невежество в теоретических вопросах, неспособность к выдвижению крупных политических идей, выработке долгосрочной политической стратегии, предвидению больших исторических событий и изменений.
Посредственность Сталина выражалась в сфере больших идей и крупномасштабной политической стратегии, но не в сфере политической тактики, чаще всего беспринципной, интриганской и преступной. К этой мысли Троцкий возвращался довольно часто. В статье "Иосиф Сталин. Опыт характеристики", представлявшей своего рода набросок книги "Сталин", рассматривая соотношение между Сталиным и аппаратом, он дал следующую глубокую диалектическую характеристику Сталина как политика: "Аппарат есть мертвая машина, которая... не способна к творчеству... Сталин есть самая выдающаяся посредственность бюрократии. Сила его в том, что инстинкт самосохранения правящей касты он выражает твёрже, решительнее и беспощаднее всех других. Но в этом его слабость. Он проницателен на небольших расстояниях. Исторически он близорук. Выдающийся тактик, он не стратег[***] ... Сознание своей посредственности Сталин неизменно несёт в самом себе. Отсюда его потребность в лести. Отсюда его зависть по отношению к Гитлеру и тайное преклонение перед ним"[12].
Характеристику Сталина как " выдающейся посредственности" конкретизируют и суждения Троцкого о различиях в интеллектуальном и нравственном облике Ленина и Сталина. "Поверхностные психологи изображают Сталина как уравновешенное существо, в своём роде целостное дитя природы, - писал он. - На самом деле он весь состоит из противоречий. Главное из них: несоответствие честолюбивой воли и ресурсов ума и таланта. Что характеризовало Ленина - это гармония духовных сил: теоретическая мысль, практическая проницательность, сила воли, выдержка - всё было связано в нём в одно активное целое. Он без усилий мобилизовал в один момент разные стороны своего духа. Сила воли Сталина не уступает, пожалуй, силе воле Ленина. Но его умственные способности будут измеряться какими-нибудь десятью-двадцатью процентами, если принять Ленина за единицу измерения. В свою очередь, в области интеллекта у Сталина новая диспропорция: чрезвычайное развитие практической проницательности и хитрости за счёт способности обобщения и творческого воображения. Ненависть к сильным мира сего всегда была его главным двигателем как революционера, а не симпатия к угнетённым, которая так согревала и облагораживала человеческий облик Ленина. Между тем и Ленин тоже умел ненавидеть"[13].
На страницах книги "Сталин" Троцкий чётко раскрывал связь между личными качествами Сталина и социальными качествами термидорианской бюрократии. "С делом истребления противников и оппонентов новой правящей касты, - писал он, - Сталин соединил дело своей личной мести. При его пожирающем честолюбии, но бедных интеллектуальных ресурсах, лишённому какого бы то ни было таланта, ему часто приходилось страдать в обществе менее его честолюбивых, менее его сильных характером, но несравненно более ярких, одарённых и великодушных. Чего Сталин, эта выдающаяся посредственность, никогда не прощал никому, это - духовного превосходства... А так как вся советская олигархия, как и всякая вообще бюрократия, есть организованная и централизованная посредственность, то личные инстинкты Сталина как нельзя лучше совпадали с основными чертами бюрократии: её страхом перед массами, из которых она вышла и которых она предала, и её ненавистью ко всякому превосходству"[14].
Считая страх определяющей чертой духовной и нравственной атмосферы советского общества 30-х годов, Троцкий ссылался на написанную в 1931 г. пьесу советского драматурга А. Афиногенова "Страх", в которой говорилось, что, если подвергнуть психологическому обследованию сто советских граждан, то окажется, что 80 процентов из них действуют под влиянием страха. "За годы кровавых чисток, - добавлял к этому Троцкий, - страх охватил и большую часть остальных 20 процентов. Главной пружиной политики самого Сталина является ныне страх перед порожденным им страхом. Сталин лично не трус, но его политика отражает страх касты привилегированных выскочек за свой завтрашний день"[15].
На завершающих страницах книги "Сталин" Троцкий напоминал, что несколько лет назад, когда Франция жадно искала сближения с Москвой, влиятельная французская газета "Тан" жаловалась на то, что мир привык видеть Сталина в "троцкистском" освещении, т. е. несравненно хуже, чем он якобы был в действительности. "Сейчас, после серии московских процессов и серии разоблачений, после союза Сталина с Гитлером и разгрома Польши, многие, вероятно, склонны признать, что "троцкистское" освещение было очень близко к действительности"[16].
Одним из новых, доселе неизвестных моментов биографии Сталина, освещённых в книге "Сталин", было впервые данное Троцким описание драматического эпизода, представляющего сталинский облик в особенно зловещем свете.
ПРИМЕЧАНИЯ
[*] Именно эту особенность революции не понимают нынешние антикоммунисты, усматривающие во всех событиях Октябрьской революции одно лишь проявление воли большевиков, вернее - их руководящего центра. Вот почему, например, авторы многочисленных работ о казни царской семьи как бы "забывают" о настойчивых требованиях уральских рабочих покончить с династией Романовых, способной стать знаменем контрреволюционных сил.<<
[**] Здесь Троцкий в целях доказательства своего тезиса даже допустил терминологическую ошибку (если исходить из его собственных взглядов). В десятках своих работ он уделял немало страниц доказательству того, что советская бюрократия не является классом.<<
[***] Эти выделенные мною слова характеризуют политические качества не только Сталина, но и его наиболее выдающихся преемников - Хрущёва и Горбачева, конечно, не обладавших его криминальными свойствами, но и лишённых многих его сильных сторон - твёрдости, уверенности, собранности в решающие моменты и т. д.<<
[1] Волкогонов Д. Сталин. Кн. 2. С. 104.<<
[2] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 8. С. 176.<<
[3] Бюллетень оппозиции. 1940. № 84. С. 2.<<
[4] Там же. С. 8.<<
[5] Бюллетень оппозиции. 1939. № 75-76. С. 9.<<
[6] Sedova N. & Serge V. The Life and Death of Leon Trotsky. P. 252.<<
[7] Бюллетень оппозиции. 1940. № 87. С. 8.<<
[8] Троцкий Л. Д. Сталин. Т. II. С. 234.<<
[9] Там же. С. 134-135.<<
[10] Бюллетень оппозиции. 1936. № 52-53. С. 27.<<
[11] Троцкий Л. Д. К истории русской революции. М., 1990. С. 409.<<
[12] Там же.<<
[13] Там же. С. 403.<<
[14] Троцкий Л. Д. Сталин. Т. II. С. 251-252.<<
[15] Троцкий Л. Д. К истории русской революции. С. 408.<<
[16] Троцкий Л. Д. Сталин. Т. II. С. 278.<<