Одним из ценных источников, характеризующих кризис снабжения в городах, является собранная в партийно-государственных архивах подборка писем трудящихся в высшие органы власти, в том числе Сталину и другим "вождям". В этих письмах рисуется не только невыносимое положение советских людей, но и их растущее недовольство своим положением. Характерно, что из 18 писем в подборке, опубликованной в журнале "Вопросы истории", всего два анонимных, что свидетельствует о смелости их авторов в описании обостряющихся социальных конфликтов.
Судя по письмам из разных городов, рыночные цены на мясо составляли 20-60 руб. за килограмм, на масло - 75-90 руб. за килограмм, на картофель - 5-8 руб. за килограмм, на яйца - 15-35 руб. за десяток, на пшеничную муку - 80-85 руб. за пуд. "При такой цене на хлеб, - подчёркивалось в письмах, - вся заработная плата уходит на покупку хлеба; ведь, если купить 1 кило картофеля на 1 день, то в месяц выйдет до 150 руб. только на картофель, по одной штуке на человека (при семье из пяти человек. - В. Р.), а на что покупать остальное?.. В чём виноваты наши дети, что они не видят ни булки, ни сладкое, ни жиров, даже грудные дети не имеют манной каши"[1].
Н. С. Неугасов писал в Наркомторг СССР: "Город Алапаевск Свердловской области переживает кризис в хлебном и мучном снабжении, небывалый в истории. Люди, дети мёрзнут в очередях с вечера и до утра в 40-градусные морозы за 2 или 4 килограмма хлеба"[2]. "Если продукты имеются в магазине по твёрдой цене, - писал Т. Макаренко из Севастополя Сталину, - то не достать работающему, так как здесь давка и один ужас делается, драки. Какое озверение человека... В одном из магазинов за то, что рабочий хотел достать колбасы, его задавили самым настоящим образом... Очереди создают с вечера, и на 6 часов утра очередь принимает колоссальные размеры"[3].
Во многих письмах рисуются страшные картины таких эксцессов, которые возникали в очередях.
Член ВКП(б) Игнатьева писала в ЦК ВКП(б): "В Сталинграде в 2 часа ночи занимают очереди за хлебом, в 5-6 часов утра в очереди у магазинов - 500-700-1000 человек... На рынке у нас творится что-то ужасное... Мы не видели за всю зиму в магазинах Сталинграда мяса, капусты, картофеля, моркови, свёклы, лука и других овощей, молока по государственной цене... Стирать нечем и детей мыть нечем. Вошь одолевает, запаршивели все. Если в городе у нас, на поселке что появится в магазине, то там всю ночь дежурят на холоде, на ветру матери с детьми на руках, мужчины, старики по 6-7 тысяч человек... Одним словом, люди точно с ума сошли. Знаете, товарищи, страшно видеть безумные, остервенелые лица, лезущие друг на друга в свалке за чем-нибудь в магазине, и уже нередки у нас случаи избиения и удушения насмерть"[4]. Игнатьева рекомендовала "вождям" "поинтересоваться, чем кормят работяг в столовых, то, что раньше давали свиньям, дают нам"[5].
Домохозяйка Н. Е. Клементьева писала из Нижнего Тагила Сталину: "Все магазины пустые, за исключением в небольшом количестве селёдки, изредка если появится колбаса, то в драку. Иногда до того давка в магазине, что выносят людей в бессознательности. Иосиф Виссарионович, что-то прямо страшное началось. Хлеба, и то, надо идти в 2 часа ночи стоять до 6 утра и получишь 2 кг ржаного хлеба, белого достать очень трудно"[6].
"Вот уже больше месяца в Нижнем Тагиле, - писал секретарю ЦК Андрееву член партии, работник газеты "Тагильский рабочий" С. Мелентьев, - у всех хлебных магазинов массовые очереди (до 500 и больше человек скапливается к моменту открытия магазинов). Завезённый с ночи хлеб распродается в течение 2-3 часов, а люди продолжают стоять в очереди, дожидаясь вечернего завоза. И так некоторые покупатели стоят с 4-5 утра до 6-7 вечера в очереди и только после этого могут купить два килограмма хлеба... В магазинах, кроме кофе, ничего больше не купить, а за всеми остальными видами продуктов массовые очереди. Ежедневно в магазинах ломают двери, бьют стёкла, просто кошмар"[7].
Из того же Нижнего Тагила учитель И. Н. Фролов, член ВКП(б) с 1924 года, писал: "За последнее время, особенно с декабря 1939 г. ... у нас на Урале происходят ежедневные перебои с хлебом, вызывающие большое недовольство среди населения... Бывая ежедневно в очередях, слышишь от населения такие слова: "Неужели не знает наше правительство, как мучается народ, простаивая по многу часов ежедневно в очередях за хлебом?" Фролов обращал внимание и на то, что дефицит продуктов первой необходимости и гигантские очереди "создали огромную непроизводительную армию. Каждая семья, чтобы не остаться голодной, старается заиметь "домашнего завхоза" (т. е. неработающего человека, имеющего возможность простаивать долгие часы в очередях. - В. Р.), которых по одному Тагилу - не одна тысяча, а производство ощущает крайний недостаток в рабочей силе"[8].
Рабочий Алапаевского металлургического завода Свердловской области С. В. Ставров писал в ЦК ВКП(б), что с первой декады декабря 1939 года "мы хлеб покупаем в очереди, в которой приходится стоять почти 12 часов. Очередь занимается с 1-2 часов ночи, а иногда и с вечера... В январе был холод на 50 градусов... Лучше иметь карточную систему, чем так колеть в очереди"[9]. Предложения о возвращении к карточной системе на продукты питания с целью ликвидации гигантских очередей встречаются и в других письмах.
Даже в Москве, как отмечал в письме Молотову С. Абуладзе, "снова очереди до ночи за жирами, пропал картофель, совсем нет рыбы... Что касается ширпотреба, то в бесконечных очередях стоят всё больше неработающие люди... Очереди развивают в людях самые плохие качества: зависть, злобу, грубость и изматывают людям всю душу"[10].
В некоторых городах к страданиям людей, мающихся в очередях, добавились издевательства со стороны милиции. Так, в Казани милиция не только разгоняла очереди или штрафовала на 25 руб. стоявших в них, но и выхватывала из них людей, сажала десятками в грузовик и увозила километров за 30-40, где высаживала[11].
Возмущение людей бесконечными дефицитами и очередями усугублялось, когда они наблюдали открытое и наглое самоснабжение бюрократии, в том числе работников правоохранительных органов. "22 октября стояли в очереди рабочие, служащие, ожидая в раймаге промтовары, - писал С. Д. Богданов из Ферганы наркому пищевой промышленности. - После чего приходит начальник милиции, начальник уголовного розыска, прокурор, судья, набрали самых ценных товаров и ушли. После чего народ заволновался, народ заговорил, что нет правды и нигде нельзя добиться"[12].
Описывая обстановку в своём городе, рабочие артели "Наша техника" писали в ЦК ВКП(б): "То, что в настоящее время делается в гор. Туле - это даже ужасно думать об этом, не то, что говорить об этом". В творящихся безобразиях они винили "жирных свиней" - тульских областных руководителей[13].
Некоторых людей обстановка жалкого, полуголодного существования повергала в безысходное отчаяние, ведущее к суицидным и ещё более страшным мыслям. "Я настолько уже отощала, что не знаю, что будет дальше со мной... - писала Клементьева Сталину. - Толкает уже на плохое. Тяжело смотреть на голодного ребенка... От многих матерей приходится слышать, что ребят хотят губить. Говорят - затоплю печку, закрою трубу, пусть уснут и не встанут. Кормить совершенно нечем. Я тоже уже думаю об этом"[14].
Другие открыто, не страшась, выражали в письмах свой гнев и задавали вождям нелицеприятные вопросы. "Спрашивается, почему гражданин Бастынчук... не может в течение четырёх лет купить хотя бы метр ситца или шерстяного материала?" - писал рабочий автозавода из Горького Г. С. Бастынчук Сталину, указывая на одну из причин такого чудовищного дефицита: "Преступный мир сплёлся с торгующими элементами, и хотя "скрыто", но зато свободно - безучётно, разбазаривают всё, что только попадает в их распоряжение для свободной торговли. И на этой преступной спекуляции - устраивают для себя все блага жизни"[15].
Характеризуя положение населения в своём городе, Зайченко писал Молотову: "Я хочу вам описать то кошмарное положение, которое имелось и имеется у нас в Казани... Почему у нас страшный голод и истощение? Почему такое хулиганство на улицах, среди подростков бандитизм, милиция для них ничто? Почему говорят о достижениях и всеми силами скрывают, что у нас творится? Почему народ озлобляется?.. Выдумаете, что это ложь, что это всё не так. Да и как Вам не думать так, когда сам Динмухамедов Г. А. (председатель Президиума Верховного Совета Татарской АССР в 1938-1951 гг. - В. Р.) расписал всё так красиво и поэтично, только, как ему не стыдно так говорить, уже лучше бы он молчал о "благосостоянии рабочих и интеллигенции", о том, что у нас больше нет нищеты и голода. Какое же чувство вызывают эти строки у трудящихся Казани? - Гнев, краску стыда за ложь и никакого доверия к своим депутатам"[16].
У очень многих людей возникало недоумение и раздражение несоответствием между действительностью и обещаниями, которые давались "вождями" народу на протяжении многих лет. Ученик 9-го класса из Гомельской области Б. И. Морозов писал Микояну: "Придя один раз из очереди за мануфактурой, мама начала обижаться, что нет мануфактуры, рассказывая, как много было её раньше... В конце разговора я сказал матери, что не дождемся мы и конца 2-й пятилетки, как будет у нас мануфактуры сколько хочешь. Но вот прошла 2-я пятилетка, началась третья, а мои предсказания не оправдались - мануфактуры не было и нет. Привезут её иногда - народ давится". Не по годам зрелый подросток приходит к серьёзным политическим выводам: "Мы ещё хотим победить в грядущих боях, когда столкнутся две системы - капиталистическая и социалистическая. Нет, при таких порядках и при таких достатках никогда нам не победить, никогда нам не построить коммунизм!"[17]
Ещё острее ставился вопрос в анонимном письме, направленном в Наркомторг СССР "Мы имеем к советской стране большой счёт, - писал автор. - Как раньше ни угнетали рабочего и крестьянина, но хлеб он имел. Теперь в молодой советской стране, которая богата хлебом, чтобы люди умирали от голода?.. Надо давать хлеб немцам, но раньше нужно накормить свой народ, чтобы он не голодал, чтобы, если на нас нападут, мы могли дать отпор"[18].
Из сводки НКВД. "Что это за жизнь! Если был бы Троцкий, то он руководил бы лучше Сталина (За этим высказыванием следует отметка НКВД - "разрабатывается").
"Рано или поздно, а Сталину всё равно не жить. Против него много людей". "Сталин много людей уморил голодом"[19].
В ряде писем содержались серьёзные предупреждения "вождям", что сохранение существующего положения чревато взрывом народного возмущения. "Нет ничего страшнее голода для человека, - писала В. Игнатьева в ЦК ВКП(б). - Этот смертельный страх потрясает сознание, лишает рассудка, и вот на этой почве такое большое недовольство. И везде, в семье, на работе, говорят об одном: об очередях, о недостатках. Глубоко вздыхают, стонут, а те семьи, где заработок 150-200 руб. при пятерых едоках, буквально голодают - пухнут... Меры надо принимать немедленно и самые решительные, пока ещё народ не взорвался"[20].
В анонимном письме, направленном Молотову из города Орджоникидзеград Орловской области, говорилось, что город вот уже четвёртый месяц находится без топлива и без света, в домах используют первобытное освещение - лучину. "У рабочих настроение повстанческое, - подчёркивал автор письма. - Тов. Молотов, рабочие могут терпеть, но терпение скоро может лопнуть"[21]. Ещё в сентябре 1939 года нарком торговли А. В. Любимов поставил перед Политбюро вопрос о необходимости введения карточной системы. По существу, он призывал узаконить лишь то, что стихийно уже сложилось в стране. Однако Молотов 17 сентября, выступая по радио, заявил, что "страна обеспечена всем необходимым и может обойтись без карточной системы в снабжении"[22].
Ответственность за сложившийся в стране кризис снабжения и острый товарный дефицит была возложена на местные партийные, советские и хозяйственные органы. Именно поэтому Политбюро отказалось узаконить закрытые распределители для местной номенклатуры. Перед войной Политбюро усилило централизацию и контроль за деятельностью местных органов власти. 4 мая 1941 г. Политбюро приняло решение о назначении Сталина председателем СНК СССР. 6 мая это назначение было оформлено указом Президиума Верховного Совета[23]. Таким образом, Сталин возглавил оба центральных органа власти.
Для обеспечения оперативного руководства в составе СНК СССР было создано Бюро, увеличилось число заместителей председателя СНК СССР, с тем чтобы каждый заместитель наблюдал за работой не более 2-3 наркоматов. Были ликвидированы хозяйственные советы при СНК СССР как посредническое звено между ним и наркоматами, создан Наркомат государственного контроля, изменён характер деятельности Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б). Её единственной обязанностью стала проверка исполнения решений руководства страны партийными, советскими и хозяйственными органами на местах. Было проведено разукрупнение наркоматов и партийно-советских органов, с тем чтобы под их контролем находилось меньшее число предприятий и территорий[24].
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Вопросы истории. 1996. № 1. С. 9, 17, 20, 14.<<
[2] Там же. С. 16.<<
[3] Там же. С. 8.<<
[4] Там же. С. 13-14.<<
[5] Там же. С. 14.<<
[6] Там же. С. 11-12.<<
[7] Там же. С. 12.<<
[8] Там же. С. 8-9.<<
[9] Там же. С. 8.<<
[10] Там же. С. 5.<<
[11] Там же. С. 19.<<
[12] Там же.<<
[13] Там же. С. 16-17.<<
[14] Там же. С. 12.<<
[15] Там же. С. 11.<<
[16] Там же. С. 17, 19.<<
[17] Там же. С. 6.<<
[18] Там же. С. 21.<<
[19] Осокина Е. За фасадом "сталинского благополучия". С. 197.<<
[20] Вопросы истории. 1996. № 1. С. 14.<<
[21] Там же. С. 10.<<
[22] Осокина Е. За фасадом "сталинского благополучия". С. 207.<<
[23] Исторический архив. 1995. № 2. С. 23.<<
[24] Осокина Е. За фасадом "сталинского благополучия".<<