Открыв новую серию расправ над бывшими оппозиционерами, Сталин одновременно продолжал осуществлять свою политику "великого дозировщика". В мае 1933 года он разрешил вернуться в Москву Зиновьеву и Каменеву после публикации в "Правде" их покаяний в "дискредитации вождя", в "ошибочности, а частью и преступности своего поведения"[1]. В конце 1933 года Зиновьев и Каменев были восстановлены в партии. Ещё до этого Каменев был назначен заведующим издательством "Academia", а в мае 1934 года - организатором и директором Института мировой литературы АН СССР. Зиновьев был включён в редколлегию журнала "Большевик" и назначен членом правления Центросоюза.
Комментируя вторичную капитуляцию Зиновьева и Каменева, Троцкий писал: "Они капитулировали ещё в январе 1928 г. Но перед кем? Перед анонимной бюрократией, под именем партии. Сейчас такая капитуляция потеряла всякую цену. Надо признать непогрешимость Сталина, чтоб иметь право политически жить и дышать ... Зиновьев с Каменевым "признали", т. е. окончательно опустились на дно. Личная судьба их глубоко трагична. Когда будущий историк захочет показать, как беспощадно эпохи великих потрясений опустошают людей, он приведет пример Зиновьева и Каменева"[2].
Прошедшие новый виток политического и нравственного перерождения, Каменев и Зиновьев выступали в "Правде" и других изданиях со статьями, прославляющими "прозорливость и мудрость" Сталина. Ещё большее усердие в панегириках Сталину проявлял Радек, опубликовавший 1 января 1934 года в "Известиях" обширную статью "Зодчий социалистического общества", вскоре переизданную в виде брошюры, выпущенной огромным тиражом. Эта брошюра носила, говоря современным языком, "футурологический" характер. Она была написана в форме лекции "из курса истории победы социализма", которая будет прочитана в пятидесятую годовщину Октябрьской революции в "школе междупланетарных сообщений". Будущий историк, как явствовало из статьи Радека, станет описывать советскую действительность 30-х годов следующими словами: "На мавзолее Ленина, окружённый своими ближайшими соратниками - Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым, Калининым, Орджоникидзе, стоял Сталин в серой солдатской шинели. Спокойные его глаза смотрели в раздумьи на сотни тысяч пролетариев, проходящих мимо ленинского саркофага уверенной поступью лобового отряда будущих победителей капиталистического мира ... К сжатой, спокойной, как утес, фигуре нашего вождя шли волны любви и доверия, шли волны уверенности, что там, на мавзолее Ленина, собрался штаб будущей победоносной мировой революции"[3].
Аналогично вёл себя Бухарин, который, надо полагать, вполне искренне в феврале 1937 года описывал эволюцию своих взглядов и поведения. Датируя 1928-30 годами "период возникновения правого уклона и борьбы с партией", он писал, что следующий период (от 1930 до 1932 года) был для него "периодом полного изживания прежних взглядов и ошибок, изживания борьбы против партии". В этот период в его сознании ещё сохранялись "элементы известной двойственности", но после принятия законодательства о советской торговле ему "всё стало абсолютно ясно". Уже в 1932 году он уверял Слепкова в том, что "партруководство доказало свою большую маневроспособность" и "нужно без всяких оговорок бешено работать с партией". Когда же он узнал об аресте своих учеников, то решил, что "молодые" его обманули, вырвались и пошли по своим путям". С этого времени "бывшие связи, даже личные, прекращаются: молодых я открыто политически осудил, физически они тоже были далеки. Одни из них сидят, другие - работают вне Москвы; с Томским и Рыковым они (связи - В. Р.) становятся всё реже; в 1934 году - почти ничего. В 1935 году ни одного раза. В 1936 г. - ни одного раза. Это - период дружнейшей и безоглядочной работы с партией, быстрого возрастания глубокого уважения и любви к партийному руководству, - вместо озлобленности первого периода ... В этот период у меня не было уже ни малейших признаков двойственности в отношении к партии и партийному руководству ... У меня всё развитие шло в сторону изживания всех неясностей и остатков старого и давно уже ни в мысли, ни в действии не осталось следов бывшего тяжкого наследства"[4].
Однако, несмотря на униженные выражения преданности со стороны своих бывших противников и безудержный фимиам вокруг своего имени в официальной пропаганде, Сталин по-прежнему не ощущал необратимости своего всевластия. Возникновение новых оппозиций, прибегавших к единственно возможным теперь нелегальным методам борьбы, свидетельствовало о том, что далеко не все коммунисты склонны безоговорочно принимать авантюристические эксперименты, осуществляемые им над партией и страной. По справедливому замечанию А. Авторханова, "оппозиция против Сталина смахивала на ту легендарную гидру древнегреческой мифологии, у которой на месте одной отрубленной головы вырастали новые головы ... Причем каждая новая оппозиция, будучи и по составу и по идеологии оппозицией коммунистической, в определённой мере отражала чаяния широких народных масс"[5].
Знакомство Сталина с "Рютинской платформой", с письмами из СССР, публиковавшимися в "Бюллетене оппозиции", с материалами следственных дел и агентурными сводками ГПУ, фиксировавшими деятельность и настроения старых и новых оппозиционных групп, показывало, что против его политики резко настроены не только многие бывшие оппозиционеры, но и многие коммунисты, в 20-е годы не участвовавшие ни в каких оппозициях и присоединявшиеся к "единодушным" голосованиям на официальных партийных собраниях.
Особенное беспокойство Сталина вызывало то обстоятельство, что значительная часть интеллектуальных сил партии продолжает формироваться из числа бывших оппозиционеров. Тщательно следивший за судьбой своих недавних открытых противников, он в начале 30-х годов заявил с недовольством Хрущёву: "Как же это случилось так, что троцкисты и правые получили привилегию? Центральный Комитет им не доверяет, сместил их с партийных постов, и они устремились в высшие учебные заведения. Теперь многие из них уже закончили вузы, и идут дальше, в науку ... ". Он даже назвал тогда некоторых лиц в качестве примера[6].
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Правда. 1933. 20 мая.<<
[2] Бюллетень оппозиции. 1933. № 35. с. 24.<<
[3] Радек К. Зодчий социалистического общества. М., 1934. с. 31-32.<<
[4] Вопросы истории. 1992. № 2-3. с. 31-32.<<
[5] Авторханов А. Технология власти. с. 266, 279.<<
[6] Вопросы истории. 1990. № 3. с. 68.<<