В период после окончания второй мировой войны и особенно в течение 60-х и 70-х годов федеральное правительство потратило более половины собранных им налоговых средств на прошлые, текущие и будущие военные операции. В то время как на прибыли и производство в рамках национальной экономики воздействует множество федеральных ведомств и сфер деятельности (они охватывают диапазон от контроля над учетными ставками до научно-исследовательских лабораторий в сельском хозяйстве), крупнейшим постоянным видом деятельности федерального правительства является централизованное руководство функционированием национальной военной экономики. Более 37 тыс. промышленных фирм или отделений фирм и более 100 тыс. субподрядчиков действуют под централизованным контролем федеральных административных органов со штатом сотрудников более 50 тыс. человек — вероятно, самым крупным в мире штатом промышленных управляющих[1].
Фирмы, работающие на военную экономику под эгидой федерального правительства, характеризуются уникальными условиями работы. Их прибыли, например, надежно гарантируются, поскольку в большинстве случаев военная продукция продается еще до того, как она будет произведена. Более того, производство ведется на условиях, которым нет аналогов в гражданской экономике: эскалирующий рост издержек здесь узаконен. Но самое главное заключается в том, что продукция военной экономики фундаментально отличается от продукции гражданского производства, и не только в силу разрушительной или насильственной природы оружия, но и в прямом экономическом смысле.
Экономисты, за редким исключением, понимают под экономической продукцией все, чему может быть присвоена цена. И это одна из стержневых идей различных экономических учений, которые были выдвинуты за последние два столетия. Во всех этих теориях развитие производства рассматривается как результат заинтересованности управляющих, которая также находит выражение в чистой выгоде для общества в целом, в каком бы неравном соотношении она ни распределялась.
Однако традиционная экономическая наука еще не имела дела с ситуацией, когда значительная доля рабочей силы и значительная часть средств производства тратятся на продукцию, которая, хотя она и имеет цену, не содействует, да и не может содействовать ни обычному потреблению, ни дальнейшему производству. Военные товары и услуги могут быть полезны для политических, военных и даже для эстетических или религиозных целей, но они не являются частью того, что обычно понимается как товары и услуги, которые общество производит и потребляет.
Вот почему так важно знать, что министерство обороны США использует для своей деятельности 70 тыс. кв. км земли в Соединенных Штатах и располагает реальным имуществом, инвентарная стоимость которого равна 339 млрд. долл. Сюда входит и промышленное оборудование стоимостью 3,8 млрд. долл., которое находится в собственности министерства обороны, но используется его 642 крупнейшими промышленными фирмами-подрядчиками[2]. Помимо этого, следует заметить, что для 500 крупнейших промышленных корпораций Соединенных Штатов средняя величина активов в расчете на одного занятого равнялась в 1979 г. 49 тыс. долл.; для министерства обороны США средний объем физических активов на одного военнослужащего или гражданского служащего превысил 110 тыс. долл.[3]
Государственная управленческая промышленная организация, которая обслуживает военные и космические операции федерального правительства, стала доминирующим фактором в расширении масштаба получения прибылей без производства. Как и в менеджеризме вообще, расширение управленческого контроля, а также обретение большей власти и более высокого статуса являются приоритетными целями в руководимой государственными администраторами военной экономике. Как и в других сферах управления, увеличение числа подконтрольных лиц является одновременно и преимущественной целью, и конечным критерием управленческого успеха. Существуют, однако, важные различия между менеджеризмом в частной фирме и в государственной экономике. Для частной фирмы извлечение прибыли является промежуточной целью для поддержания и расширения управленческого контроля как внутри, так и вне компании. (Как было показано выше, этот стандарт поведения соблюдается, несмотря на частичное противоречие между административными издержками на расширение управленческого контроля и желательной нормой прибыли.)
Для администраторов из министерства обороны нет ни прибылей, ни убытков, не существует никаких балансовых отчетов. Штаб-квартира Пентагона не вовлечена в производство товаров, продажу их ради прибыли и последующее использование этой прибыли для дальнейших инвестиций и производственной деятельности. Администраторы Пентагона получают свой финансовый капитал из налогов на все общество. Поэтому, как это прекрасно осознают в министерстве обороны, его денежные ресурсы практически не ограничены[4]. Этот взгляд американских государственных администраторов на свои возможности хорошо отражен в прошлой истории и в текущем планировании военного истэблишмента и его промышленной базы. За период с 1946 по 1980 г. суммарный бюджет министерства обороны превысил 2 трлн. долл.[5]
К 1975 г. стоимость «всего воспроизводимого богатства» Соединенных Штатов, т. е. общая денежная стоимость всех объектов, созданных человеческими руками, не считая стоимости самой земли, равнялась 4302 млрд. долл.[6] По сравнению с этой суммой кумулятивный бюджет министерства обороны за период с конца второй мировой войны по 1980 г. в денежном выражении составил примерно 46% прямых затрат на воспроизводство основного богатства американского общества[7].
Этот итоговый результат 35 лет военных расходов, составивших в сумме 2001 млрд. долл. и включающих в себя ассигнования на корейскую и вьетнамскую войны, кажется скромным в свете планируемых федеральным правительством военных расходов на период с 1981 по 1988 г. Суммарный бюджетный план министерства обороны на эти восемь лет должен составить 2089 млрд. долл.[8] Но все эти оценки выраженных в деньгах ресурсов, использованных и планируемых к использованию на военные цели, являются лишь первым шагом на пути к полному осознанию того эффекта, который администраторы Пентагона оказывают на производство, производительность труда и качество жизни в Соединенных Штатах.
Общественные издержки, или затраты со стороны общества, на непрерывно функционирующую военную экономику лишь отчасти измеряются денежной. стоимостью ресурсов, затраченных на нее. Это положение является следствием экономически паразитического характера военных товаров и услуг. Отдельная фирма или любое лицо, задействованное в военной экономике, получает деньги за осуществление работы. Эти деньги в свою очередь могут быть использованы индивидуумом на приобретение потребительских товаров и услуг, а менеджментом обслуживающего военную сферу предприятия — на приобретение факторов производства для дальнейшей военной работы или для инвестиций в другие предприятия. Главное здесь сводится к тому, что как для отдельного лица, так и для отдельной фирмы, обслуживающих сферу военного производства, полученный денежный доход конвертируется в реальные потребительские товары или средства производства.
Но с точки зрения общества в целом расчет выгод и убытков должен опираться на совершенно другие соображения. В случае военной продукции не появляется ни потребительной, ни производительной стоимости. Тем не менее, поскольку товары и услуги, идущие на потребление и производство, являются необходимым условием существования общества в целом, отсутствие такой отдачи (которая присутствует во всех других случаях) от большой части производственного потенциала общества становится общественными издержками помимо тех денежных средств, которые уже были затрачены на осуществление военной работы.
Но дело этим еще не исчерпывается.
Одной из критически важных характеристик средств производства является то, что они могут использоваться для увеличения выпуска продукции. Основное станочное оборудование, например, может произвести еще больше таких же станков, так же как и промышленного оборудования других видов. Больше того, прилагая растущие знания к проектированию и использованию такого оборудования, мы можем увеличить выпуск продукции или эффективность, с которой могут выполняться дальнейшие производственные операции. Эта способность создавать возможности для дальнейшего производства, причем с постоянно повышающейся эффективностью, отсутствует в любой военной продукции. Поэтому какой бы технической сложностью или элегантностью конструкции ни характеризовались атомные подводные лодки или многофункциональные военные самолеты, их невозможно использовать для дальнейшего производства какой-либо продукции или вида услуг. Как раз наоборот, личный легковой автомобиль способствует улучшению качества транспортных услуг, а грузовик может использоваться на строительстве каких-либо зданий. Военная же продукция с этой точки зрения, перекрывая любую возможность такого дополнительного производства при более высоких уровнях производительности, является концом всего сама по себе.
Суммарно: с точки зрения общества в целом функционирование военной экономики навязывает обществу три класса издержек. Во-первых, это стоимость ресурсов, которые являются факторами производства военных товаров и услуг. Во-вторых, это затраты (представляющие экономическую ценность для потребления и производства), которые недоступны обществу в случае производства военных товаров и услуг. В-третьих, это издержки для общества в целом от потери возможности повышения производительности, которая неизбежно теряется из-за использования ресурсов для получения военной продукции, которые могли бы в противном случае использоваться для производства и эксплуатации новых средств производства.
Поэтому простое суммирование ежегодных бюджетов министерства обороны приводит к значительной недооценке экономических издержек функционирования постоянной военной экономики. Министерство обороны и его промышленная инфраструктура представляют случай чистого служения расширению власти, а также экономического и политического контроля, которые не создают экономической продукции в том точном смысле, который я сформулировал выше. Сама природа военной организации заключается в том, чтобы содействовать расширению власти принимать решения и контроля. Это воздействие еще более усиливается благодаря обычной практике государственного административного аппарата, который в рамках федерального правительства образует целую серию уровней административного контроля, под воздействием которого оказываются номинально остающиеся частными фирмы, обслуживающие военную экономику.
Военная экономика Соединенных Штатов периода после второй мировой войны родилась в результате реорганизации, проведенной в 1946 г. генералом Дуайтом Эйзенхауэром, когда он был начальником штаба сухопутных сил. В тот период Эйзенхауэр выпустил меморандум, озаглавленный «Научные и технические ресурсы как военные активы». Этот меморандум генерала Эйзенхауэра и явился фактически исходным документом, на основе которого родилось признание, сделанное президентом Эйзенхауэром в его знаменитой прощальной речи 17 января 1961 г., в которой он дал определение военно-промышленному комплексу[9].
В 1946 г. Эйзенхауэр писал: «Будущая безопасность нации требует, чтобы все те гражданские ресурсы, которые путем конверсии или перестройки представляют нашу главную опору в период опасности, должны быть тесно связаны с деятельностью армии в мирное время». Этот меморандум включал пять главных политических рекомендаций.
1. Армия должна пользоваться гражданской помощью в военном планировании, а также в производстве оружия...
2. Ученым и промышленникам должна быть предоставлена максимальная свобода для выполнения их исследований...
3. Должна быть тщательно исследована возможность использования части наших промышленных и технических ресурсов в качестве органических компонентов нашей военной структуры в периоды острой необходимости...
4. Внутри армии мы должны разделить ответственность за научные исследования и разработки от закупок, приобретения, хранения и распределения...
5. Офицеры всех видов вооруженных сил и родов войск должны отдавать себе полный отчет в преимуществах, которые армия может извлечь из тесной интеграции гражданских талантов с военными планами и развитием военной техники.
Таким образом, Эйзенхауэр заложил стратегические основы военно-промышленно-научного сотрудничества, благодаря которому вооруженные силы и поддерживающая их промышленная база стали важной и постоянной частью национального продукта, причем денежная стоимость военной деятельности стала считаться обычной частью валового национального продукта.
Раньше, когда эта постоянная военная экономика еще не была создана, военные организации и военные отрасли играли незначительную роль — и абсолютно, и относительно — в оцениваемой денежными мерками деятельности американской экономики. Трансформация, происшедшая после 1946 г., была в сильнейшей степени усилена сложившимся по всему спектру политических мнений предположением, что Америка обладает такими огромными ресурсами, которых достаточно для производства «и пушек, и масла» на непрерывной основе. Значение экономического опыта, приобретенного США во время второй мировой войны, было понято неправильно. Экономисты не смогли понять, что для здоровой экономики существенно важны обновление и совершенствование основных средств производства в долгосрочном плане. Короткий, четырехлетний опыт крупномасштабного военного производства не был поэтому надежным ориентиром для предсказания 35-летних усилий по концентрации внимания на военной экономике. После 1945 г. пресса прославляла эффективность главных отраслей экономики США, изобилие сырья и перспективы дальнейшего увеличения выпуска потребительских товаров. Читатель этих сообщений оставался неподготовленным к промышленной некомпетентности и неспособности добиться роста производительности, что начало проявляться два десятилетия спустя[10].
Эйзенхауэр, занимавший Белый дом с 1953 по 1961 г., не возражал против этих общих положений. В действительности именно его неспособность и неспособность его советников сделали его политической жертвой военно-промышленного комплекса, который он сам и привел в движение.
В 1960 г. предполагавшийся преемник Эйзенхауэра, Ричард Никсон, проиграл Джону Кеннеди в политической гонке, главной особенностью которой была кампания нагнетания военных ужасов в отношении Советского Союза в связи с «ракетным разрывом», за которой последовала мобилизация военно-промышленных и академическо-интеллектуальных кругов вокруг нового президента, обещавшего оживление военно-промышленной деятельности во всех сферах. Для Эйзенхауэра это оказалось горькой пилюлей, поскольку это воспринималось как молчаливое обвинение в том, что старый генерал не сумел сохранить военную безопасность Соединенных Штатов. Ведь, будучи президентом, он фактически держал в ежовых рукавицах своих «братьев-офицеров», используя рассуждения о финансовой ответственности с целью оправдать ограничения на растущие амбиции различных родов войск. Поэтому очень важно увидеть в прощальном обращении Эйзенхауэра к стране 17 января 1961 г. серию предостережений против предоставления денег и власти в руки вооруженных сил и на нужды военной экономики — как предостережение против политики, которую, как он опасался, будет проводить его преемник. В речи Эйзенхауэра можно отметить следующее:
«...Мы ежегодно тратим на военную безопасность больше средств, чем суммарные чистые доходы всех корпораций Соединенных Штатов.
Этот союз мощного военного истэблишмента и крупной индустрии вооружений является новым для американской истории. Его общее воздействие — экономическое, политическое и даже духовное — чувствуется в каждом городе, в каждом государственном учреждении, в каждом учреждении федерального правительства...
Вовлечены наш труд, наши ресурсы, наши средства к жизни; точно так же вовлечена и сама структура нашего общества...
Необходимо очень серьезно отнестись к перспективе, что над учеными нации будут довлеть занятость в федеральных органах, государственное распределение проектов и власть денег.
Если, как это необходимо, мы отнесемся к научным исследованиям и открытиям с уважением, то мы должны быть также начеку и по отношению к столь же возможной и противоположной опасности, что государственная политика может сама стать пленницей научно-технической элиты.
Мы должны избегать соблазна жить только сегодняшним днем, растранжиривая ради наших удобств и комфорта ценные ресурсы будущего. Мы не можем взять в залог материальные активы наших внуков, не рискуя нанести ущерб их политическому и духовному наследству. Мы хотим, чтобы демократия выжила для всех будущих поколений и не стала несостоятельным призраком будущего»[11].
Но энергичные и тревожащие аргументы Эйзенхауэра остались неуслышанными, а военно-промышленные излишества, против которых он предостерегал, еще более умножились[12].
Для того чтобы понять все экономические последствия крупного военного бюджета, необходимо осознать связь между таким бюджетом и капиталом. Когда промышленное предприятие делает крупные производственные капиталовложения, то соответствующие фонды обычно классифицируются как вклад или в основной, или в оборотный капитал. Основной капитал состоит из земли, улучшения земли, зданий и оборудования. Оборотный капитал — это сырье, энергия, мелкий инструмент, покупные детали и зарплата рабочих, а также жалованье инженеров, техников и администраторов всех уровней. Современный военный бюджет — это в действительности фонд капитала обоих видов, поскольку его компоненты охватывают весь диапазон статей, которые повсеместно относятся или к основному капиталу, или к оборотному. Современные вооруженные силы покупают в огромных количествах машины всех типов и классов, от автоматических винтовок до истребителей, бомбардировщиков, атомных подводных лодок и авианосцев. Вооруженные силы закупают огромное количество топлива и транспортного оборудования и оплачивают услуги миллионов квалифицированных рабочих и управляющих как в военной форме, так и в гражданской одежде.
Поскольку это так, то особенно интересно сравнить новый основной капитал, используемый военным сектором, с новым акционерным капиталом, используемым для гражданских целей. Мы можем это сделать, потому что деятельность ООН по сбору экономической статистики дает возможность получать ежегодные данные по большинству стран в отношении как военных расходов, так и валовых капиталовложений в основной капитал. Эта последняя категория включает новые гражданские здания и другие сооружения наряду со стоимостью нового транспортного оборудования и промышленного станочного оборудования. Из этих данных я вычел стоимость новых жилых зданий (и для Соединенных Штатов — стоимость новых легковых автомобилей). Получившиеся цифры более точно отражают валовой прирост основного капитала, идущего на производственные нужды. В этой статистике исключены расходы на военные цели. Поэтому отношение военных расходов к валовому приросту основного капитала, идущего на производственные нужды, дает нам затраты в долларах в данном году на военные цели в расчете на 100 долл., которые были истрачены на валовые капиталовложения в прирост основного капитала в гражданской экономике[13].
В 1977 г. в Соединенных Штатах на каждые 100 долл. прироста основного капитала, идущего на производственные нужды, военные расходы составили 46 долл. Для ФРГ в том же 1977 г. соответствующий показатель равнялся 18,9 долл., а для Японии — 3,7 долл.[14] В среднем с 1960 по 1978 г. Соединенные Штаты использовали для военных целей 52 долл. на каждые 100 долл., которые были затрачены в сфере гражданского производства. Величина этого изъятия на военные цели, очевидно, была намного больше, чем военное использование капитала в ФРГ и Японии.
В течение 25 лет бюджеты научных исследований и опытно-конструкторских разработок, которые централизованно распределяются федеральным правительством, равнялись или превосходили расходы на исследования и разработки, которые оплачиваются и контролируются всеми частными фирмами. Самая крупная часть контролируемых федеральными органами фондов тратится в лабораториях и опытно-конструкторских бюро, которые действуют в рамках промышленных фирм, в университетах и других «бесприбыльных» организациях; однако последнее слово в отношении распределения ассигнований и целей научно-исследовательских и опытно-конструкторских программ, ведущихся на правительственные деньги, остается за Административно-бюджетным управлением, являющимся главным органом бюджетного контроля при президенте. В 1981 г. из 35,5 млрд. долл. федеральных фондов на НИОКР 71% был распределен по каналам министерства обороны, НАСА и на военные НИОКР министерства энергетики[15].
Столь явно характерная предрасположенность правительства концентрировать федеральные научные исследования в военном секторе может служить основой для предсказания того, что произойдет в 80-е годы. Научный советник президента Рейгана объявил, что правительство должно и будет оказывать свою поддержку только тем наукам, которые обещают совершить прорыв в тех сферах, которые необходимы для промышленной, военной и «другой важной технологии»[16].
В рамках федерального правительства давно наблюдается подобный упор на военные или связанные с военными задачами НИОКР. Национальный научный фонд США регулярно сообщает об ученых и инженерах, которые непосредственно заняты в различных правительственных ведомствах. Из 160988 ученых и инженеров, работавших во всех федеральных министерствах и ведомствах в 1973 г., 86942, или 54%, работали в министерстве обороны, НАСА и КАЭ[17].
Способность федерального правительства влиять на занятость ученых и инженеров не ограничивается одной лишь сферой выплаты жалованья из федеральных фондов. Через паутину контроля министерства обороны и сеть поддерживающих его предприятий ученым и инженерам предоставляются более высокие ставки жалованья и лучшие условия работы. Трудно вообразить частную фирму, которая могла бы создать такие же соблазнительные условия работы, которые федеральное правительство напрямую или через законтрактованные им фирмы создает с целью занятости нужного числа ученых и инженеров. Результаты этих усилий выражаются в высокой концентрации инженеров и техников в обслуживающих правительство (читай: «обслуживающих военную сферу») отраслях. В 1970 г. основные военно-промышленные отрасли насчитывали в среднем 7,4 ученого и инженера в сфере научных исследований и разработок на каждые 100 производственных рабочих. В остальных отраслях обрабатывающей промышленности это соотношение составляло 1%. Вне сферы НИОКР число ученых и инженеров составляло 11,2% числа производственных рабочих в отраслях, обслуживающих военное производство, а в остальных промышленных отраслях — лишь 2,3%[18].
Высокое начальное жалованье и быстрое продвижение по службе, предоставляемые молодым инженерам и ученым в субсидируемых федеральным правительством отраслях экономики, стали настолько явными, что вызывают крупную утечку как из числа профессорско-преподавательского состава, так и из контингента выпускников американских технических факультетов. Администраторы оплачиваемой федеральным правительством военной экономики используют свои деньги и политическое влияние как только могут, лишь бы заполучить людей, необходимых для осуществления работ, финансируемых бюджетом будущего финансового года. Подобно многим своим коллегам из промышленности, эти государственные администраторы действуют, ориентируясь на ближайшие сроки, предполагая, что главное мерило успеха — это следующие 12 месяцев[19].
Как и следовало ожидать, инженерно-технические администраторы министерства обороны изо всех сил стремятся построить свою собственную «индустриальную базу». В соответствии с этой целью они разработали сложные проекты производственной технологии (MAN ТЕСН) стоимостью многие миллиарды долларов. Имея достаточно средств, они, без сомнения, смогут добиться по крайней мере части столь желательных для них результатов, а именно компьютеризованного контроля над производственными операциями, который решительно уменьшает «прямые» трудовые затраты — если не за счет фирм в Соединенных Штатах, то за счет покупки производственного оборудования за границей. Но, склоняясь к имеющим значение для сегодняшнего дня научным исследованиям и разработкам, проектам и производственным мощностям, государственные администраторы игнорируют предостережение Эйзенхауэра о том, что мы «...должны избегать соблазна жить только сегодняшним днем, растранжиривая ради наших удобств и комфорта ценные ресурсы будущего...». Цена краткосрочности действий федерального правительства хорошо видна в функционировании находящихся в его подчинении и максимизирующих затраты производства отраслей экономики[20].
Министерство обороны никогда не опубликовывало руководящего циркуляра, в котором настоятельно рекомендовалось бы максимизировать издержки. В отдельные периоды времени максимизация издержек может стать формальной целью, но, как правило, это не что иное, как непрерывный эффект, возникающий из серии функциональных процедур, предпочитаемых государственными администраторами и фирмами-субподрядчиками военной экономики. К тому же максимизация издержек не может развиваться бесконечно: в конце концов возникает барьер в форме ограниченных бюджетов, утверждаемых конгрессом. Но когда соответствующие фонды быстро увеличиваются, тогда эти бюджеты в действительности становятся целями, к которым необходимо стремиться. Сегодня под руководством государственных администраторов Пентагона узаконены хорошо разработанные методы достижения этих целей. Когда в 1978 г. я посетил заводы, расположенные недалеко от Лос-Анджелесского аэропорта, где «Рокуэлл интернэшнл» разворачивала производство бомбардировщиков «В-1», я узнал, что, до того как этот контракт был отменен, в данном отделении фирмы на 100 производственных рабочих приходилось 225 человек административно-инженерного персонала. В то же время в промышленности в целом в 1977 г. это соотношение составляло 43:100.
В ракетно-космическом отделении фирмы «Локхид» в Саннивейле, штат Калифорния, из 19500 занятых к категории производственных рабочих относились 1500 человек, к административно-конторским служащим всех классов — 8300 человек, а к категории ученых, инженеров и техников — 7670 человек. Другими словами, отношение количества административно-инженерного персонала к численности производственных рабочих составляло здесь в 1970 г. 452:100. Некоторые могут доказывать, что техники, подобные «синим воротничкам», относятся к производственным рабочим, но даже и в этом случае отношение административного персонала к производственным рабочим составит 74:100, или почти вдвое больше, чем в среднем по промышленности в 1977 г.
Иногда совершенно неожиданно можно увидеть, как функционирует тот или иной механизм федеральной промышленной системы. Известно; что в Вашингтоне действует элитарная группа юристов, всего примерно 200 человек, которые, будучи уполномоченными военно-промышленных фирм, специализируются на составлении и ведении юридических дел против Пентагона. Самый интересный момент в их деятельности состоит в том, что она приносит большие доходы компаниям-клиентам, чьи юридические издержки становятся полноправной статьей административных накладных расходов и поэтому засчитываются в нормальный поток военных ассигнований, поступающих на счета этих фирм. На этой сцене доминируют три главные юридические фирмы. Их гонорары обычно определяются из расчета 175 долл. за час работы штатного персонала с целью составления «...исков, иногда объемом до 60 томов, опровергающих реалистические отводы по существу дела»[21].
Правительственный совет научных исследований в военной области в 1980 г. обнаружил, что стоимость производства главных систем оружия возрастает ежегодно на 20%. Этот быстрый рост затрат обеспечивался за счет роста стоимости различных компонентов и материалов. Так, например, в период 1979—1980 гг. были отмечены следующие скачки цен: самолетных электрических разъемов — на 170%, радиоламп микроволнового диапазона на 30, цветных металлов — на 86; самолетных радаров — на 23, авиадвигателей — на 28, самолетных конструкций — на 34%[22].
Исторический подход к определению цен на будущую продукцию основывается на экстраполяции затрат, необходимых для производства аналогичной продукции в прошлом (параметрическая оценка затрат, статистическая оценка затрат). Этот способ прогнозирования затрат и цен исключает какую-либо критическую оценку того, что было сделано раньше, и не включает рассмотрения других возможных способов достижения заданной цели. Несмотря на это, именно история недавнего прошлого, со всей ее некритически воспринятой практикой, и оказывается той предпочтительной базой отсчета, от которой прогнозируется рост затрат на данный класс оружия. Этот метод определения затрат был официально санкционирован мудрым Робертом Макнамарой в «Руководстве по закупкам для министерства обороны» № 12 от 1964 г. и с тех пор периодически обновляется. Одним из результатов этой процедуры является типичный стандарт роста цен, который в отношении главных систем оружия уже не несет в себе ничего необычного.
Отражая склонность управляющих к краткосрочным целям и краткосрочным выгодам, Национальный научный фонд федерального правительства, традиционно предрасположенный к поддержке фундаментальных исследований, испытывает мощное давление к тому, чтобы сделать «сильный упор» на решение чисто технических проблем. Эта новая стратегия может привести к уменьшению финансирования фундаментальных исследований в пользу субсидий различным фирмам из средств федерального бюджета, отпускаемых на научные исследования[23].
Администраторы правительственной промышленной империи разработали изощренную систему гарантий непрерывности своих операций даже в предвидении нехваток различных материалов, инструментов и станков. Система военных приоритетов «обеспечивает средства для установления производственных приоритетов в промышленности в целях «национальной обороны». Когда она используется правильно, эта система гарантирует, что военные программы выполняются по графикам, обеспечивающим приоритетные закупки продукции и материалов военными ведомствами, фирмами-подрядчиками, субподрядчиками и их поставщиками»[24]. Это означает, что если поставки важного промышленного оборудования, например определенных классов станков, задерживаются на один-два года, то в действие может быть приведена «система военных приоритетов» и обслуживающие правительство предприятия могут быть передвинуты в начало очереди на получение данного оборудования. Один из побочных эффектов такого положения дел выражается в том, что американские фирмы вынуждены искать иностранные источники снабжения важным производственным оборудованием.
Бесперебойное функционирование государственной административной системы управления и свойственные ей детализированные процессы максимизации издержек облегчаются переходами официальных лиц из министерства обороны в крупнейшие военно-промышленные «частные» фирмы и наоборот. С 1970 по 1979 г. между министерством обороны, НАСА и восемью крупнейшими военно-промышленными фирмами произошла ротация 1942 человек[25].
Воздействие государственных администраторов не ограничивается, однако, предприятиями, которые непосредственно обслуживают военную сферу. Главные звенья ядерного бизнеса, ранее находившиеся в ведении министерства энергетики, представляют большой интерес для министерства обороны и демонстрируют все признаки максимизации издержек. 30 июня 1981 г. один правительственный инспектор, который настаивал на том, чтобы его фамилия не называлась, сообщил, что фирма, «которая внесла предложение на заключение контракта на поставку 11 парогенераторов для проекта реактора-размножителя в районе Клинч-ривер стоимостью 57 млн. долл., провела новые переговоры и договорилась о поставке всего лишь двух реакторов, но по цене, в три раза превышающей начальную цену всех 11 парогенераторов». Фирмы «Дженерал электрик» и «Вестингауз» провели по требованию министерства энергетики оценку различных предложений на поставку 11 парогенераторов для реактора-размножителя в районе Клинч-ривер и рекомендовали, чтобы контракт был выдан фирме «Фостер Уиллер», поскольку эта фирма предложила поставить оборудование за 20 млн. долл., т. е. на 6 млн. дешевле, чем предложила фирма «Атомикс интернэшнл», которой в конце концов и был выдан контракт. (Эта фирма является отделением корпорации «Рокуэлл интернэшнл».) Проигнорировав рекомендации «Дженерал электрик» и «Вестингауз», федеральные официальные лица «прекратили процесс торгов и присудили не выставленный на аукционе контракт стоимостью 56,9 млн. долл. фирме «Атомик интернэшнл» на поставку 11 парогенераторов». В 1981 г. инспектор конгресса США удрученно констатировал: «Сегодня, шесть лет спустя, оцениваемые затраты составляют 143 млн. долл. всего за два парогенератора»[26].
В 1981 г. в отчете, опубликованном Советом по установлению системы оценки квалификации государственных служащих США, сообщалось, что «федеральные служащие обладают обширной информацией о противозаконной и расточительной правительственной деятельности, но большинство из них ничего не сообщают об этом, так как считают, что ничего нельзя сделать для того, чтобы исправить ситуацию... Из 30% служащих, которые сообщили о... противозаконной или расточительной деятельности, каждый пятый считал, что стал жертвой репрессий»[27]. Этот отчет совпадает с широко распространенным мнением о том, как федеральные администраторы высшего звена обращаются с «информаторами-сигнальщиками»[28].
В необычном письме на имя министра обороны от 25 февраля 1981 г. сенаторы Барри Голдуотер и Говард Меценбаум писали: «Всю нашу программу военных закупок характеризуют безумные издержки, Эти огромные затраты не имеют ничего общего с поддержанием мощи наших вооруженных сил Они являются непосредственным результатом системы, которая позволяет официальным лицам министерства обороны действовать так, как будто государственный кошелек является бездонным». К такому выводу сенаторы присовокупили и указание: «Эта система может и должна быть изменена». Сомнительно, однако, что здесь осуществимы какие-либо фундаментальные изменения, поскольку эта практика институционально узаконена, щедро вознаграждается и несет в себе перспективы еще большего финансового обеспечения[29].
Система контроля над военной экономикой послужила моделью сначала субсидирования, а затем регулирования (в действительности управления) различных используемых государством фирм. После того как подобная практика была узаконена, федеральным администраторам стало легче расширять свой контроль и гарантировать прибыли избранным частным фирмам, которые обращались к государству за специальной помощью. Эта процедура получила широкую огласку, когда государство оказалось вовлеченным в финансовый кризис корпорации «Крайслер». (Для того чтобы поддержать требования о получении гарантированного займа на сумму 1,4 млрд. долл., Ли Якокка, тогдашний президент «Крайслер», сказал 15 ноября 1979 г. на заседании сенатской комиссии: «Я думаю, что свободно конкурирующее предприятие. умерло давным-давно».) Когда «Крайслер» получила этот гарантированный заем, то фирма в действительности стала управляемым государственными администраторами предприятием, наблюдение за деятельностью которого начал осуществлять новый слой администраторов в исполнительном звене американского государства. Но случай с фирмой «Крайслер» — всего лишь один из множества в обширном плане федеральных субсидий и операций по поддержке частных фирм. Хорошо известно участие государства в течение длительного времени в тщательно продуманных капиталовложениях с целью создания инфраструктуры. Благодаря этому на государственные средства были построены каналы, железные дороги, прекрасные автомобильные дороги и аэропорты. Менее известна степень вовлеченности государства в качестве источника финансирования частных фирм. Между тем в 1981 г. прямые федеральные займы, а также правительственное обеспечение под займы превысили 461 млрд. долл.[30]
Вмешательство государственных администраторов в механизм экономического контроля захватывает даже сферу сбыта, в чем отражается специфическое развитие идеологических интересов, поскольку консерваторы выдают себя за убежденных приверженцев священной неприкосновенности принципа «свободного рынка». Так, например, государство, используя министерство сельского хозяйства, управляет системой распределения сбыта через рынок 33 видов продукции в 37 штатах, что составляет почти половину годового урожая свежих фруктов, овощей и орехов, продаваемых в Соединенных Штатах. В 1981 г. «более 40% рекордного для Калифорнии урожая апельсинов было уничтожено, скормлено скоту или отправлено на перерабатывающие заводы в успешной попытке удержать цены на апельсины от резкого снижения». Как отметил Билли Пейтель, возглавляющий комиссию, управляющую сбытом апельсинов в Калифорнии: «Несомненно, в противном случае на рынке наступил бы хаос. В какой-то момент апельсины заполонили бы рынок и цены бы упали; затем продавцы отхлынули бы с рынка, и цены снова поднялись, после чего апельсины снова наводнили бы рынок. Нет сомнения в том, что без этого распоряжения на рынке было бы продано меньше апельсинов»[31]. Другими словами, для того чтобы избежать угрозы прибылям в виде свободного рынка, государство организовало уничтожение 40% урожая апельсинов. Прибыли прежде всего! Подобных действий следует ожидать все чаще и чаще, когда администрация предпочитает передавать бразды правления в различных федеральных регулирующих агентствах в руки управляющих, привлеченных из тех отраслей, которые подлежат регулированию[32].
Иногда ревностное стремление государственных администраторов изыскать способы поддержки прибылей частных фирм приводит к самым неожиданным результатам. В 1981 г. Джеймс Уатт, министр внутренних дел, сократил на 40% персонал управления открытых горных выработок. В то же время он объявил, что готовится одобрить крупную открытую добычу угля в зоне, близко примыкающей к Брюс-каньону, штат Юта, одному из самых прекрасных природных ландшафтов в системе национальных парков США. Было выдвинуто возражение, что угольная разработка испортит великолепный природный пейзаж. Уатт отверг это утверждение, спросив: «Как же наша молодежь сможет гордиться открытым способом добычи угля, если она не может его увидеть?»[33]
Не в пример управляющим частных компаний государственные администраторы могут распространить свое влияние за пределы отдельных фирм, рынков рабочей силы, рынков сбыта. Государственные администраторы обладают ресурсами и другими средствами для расширения своего контроля над целыми территориями и их населением. Именно этим и занимались государственные администраторы, концентрируя инвестиции как в основной, так и в оборотный капитал, особенно для военной экономики, в штатах американского Юга и Запада. С 1965 по 1967 г. федеральное правительство получило в виде налогов от штата Нью-Йорк на 7,4 млрд. долл. больше, чем израсходовало там же. Штат Иллинойс по объему потерь оказался на втором месте, и его чистые убытки составили 4,4 млрд. долл. За тот же период штат Калифорния получал ежегодно на 2 млрд. долл. больше, чем выплачивал правительству; на втором месте находился штат Вирджиния, с нетто-дотациями в сумме 1,3 млрд. долл., и штат Техас — 1 млрд. долл. ежегодно[34].
К началу 70-х годов по поводу этого экономического дисбаланса возникла самая настоящая тревога и в конгрессе образовалась коалиция представителей Северо-Востока — Среднего Запада. Проведенные под эгидой этой группы исследования показали, что за 5-летний период, с 1975 по 1979 г., 18 штатов Северо-Востока и Среднего Запада перечислили Вашингтону налогов на 165 млрд. долл. больше, чем получили назад в форме государственных расходов. Особенно сильно пострадали промышленно развитые штаты Среднего Запада, на которые пришлось 3/4 (122 млрд. долл.) всех убытков. Эти убытки Северо-Востока и Среднего Запада трансформировались в концентрированный массированный приток денежных средств не только в национальную казну, но также и в 32 южных и западных штата, которые за этот период получили в виде федеральных средств 112 млрд. долл.[35]
Концентрируя капиталовложения, означавшие также возможность создания новых рабочих мест в штатах «Солнечного пояса», федеральное правительство не только поощрило миграцию рабочей силы, но также ускорило упадок крупных городов Северо-Востока и Среднего Запада. Отказываясь осуществлять капиталовложения в обновление инфраструктуры и производственных предприятий в городских центрах, государственные администраторы стоят во главе процесса их финансового кризиса и материального упадка[36].
Одной из характерных особенностей системы государственного контроля является то, что она усиливается и распространяется независимо от партий, личностей или идеологий. Демократы и республиканцы, сторонники Трумэна, Эйзенхауэра, Кеннеди, Никсона, Форда, Картера или Рейгана — все они участвовали в реализации профессионального требования управляющих: расширять масштабы и усиливать интенсивность контроля над людьми.
Министерство обороны непрерывно расширяет масштаб и изощренность своего контроля над фирмами — подрядчиками и субподрядчиками (всего более чем над 137 тыс. таких фирм). Общественность почти не возражает против этого, поскольку соответствующие расходы на уровне предприятий полностью оплачиваются министерством обороны как допустимые издержки по государственным контрактам. В самом деле, с точки зрения прибылей отдельной фирмы чем выше эти издержки, тем лучше, поскольку тем самым расширяется база для исчисления прибылей.
В начале 50-х годов я пытался обновить мои данные о методах управленческого контроля в федеральном правительстве, собирая в различных министерствах и ведомствах комплекты форм, которые должны заполнять отдельные лица и фирмы с целью предоставления необходимых данных тому или иному ведомству. Скоро ящики моей картотеки переполнились, и приведение в порядок всех этих форм оказалось выше моих сил. Объем этих документов варьировался от нескольких страниц до внушительных папок, содержащих более 100 страниц различных таблиц. Формально этим массивным документам было присвоено название отдельных отчетных форм. Почти к каждой такой форме любого объема прилагался объяснительный документ для помощи опрашиваемым в понимании значений различных категорий и границ определения запрашиваемой информации. Вот почему обычная процедура системы контроля военного ведомства требует присутствия гражданских и военных представителей центрального управления Пентагона в штаб-квартирах крупных военно-промышленных фирм.
Администрация Картера продолжила усилия, начатые при Джеральде Форде, по сокращению объема бумажной отчетности, которая требовалась от отдельных лиц и фирм. Соответственно Объединенная экономическая комиссия конгресса запросила Главное контрольно-финансовое управление, чтобы оно сообщило о природе и масштабах федеральной отчетности и размерах имеющихся досье на частные фирмы. По сведениям этого управления, заполнение соответствующих документов суммарно потребовало 69 млн. человеко-часов в год (если исходить из того, что 2000 человеко-часов соответствует 1 человеко-году, то это эквивалентно 34000 человеко-лет). Этот объем работы потребовался для того, чтобы удовлетворить любопытство федеральных агентств, чьи информационные запросы должны быть проконтролированы и одобрены Административно-бюджетным управлением. Вне этой системы контроля оказалось Налоговое управление США, обработка документов которого требует 613 млн. человеко-часов времени ежегодно[37]. При администрации Картера, несмотря на его клятвенные заверения сократить бумажную волокиту, количество страниц в сводах различных регулирующих постановлений подскочило с 14572 в 1977 г. до более чем 20000 страниц к 1981 г.[38] Административно-бюджетное управление объявило, что в 1981 г. американцы должны были затратить 1276 млн. ч на заполнение 5000 различных типов государственных форм. Главными источниками этих требований являются Налоговое управление (примерно 50% ), министерство транспорта (примерно 20% ) и министерство сельского хозяйства (примерно 10%)[39].
Отсюда следует вывод, что государственные администраторы усиленно стремятся к составлению самых подробных форм контрольного механизма, которые только можно придумать. Если есть возможность выбирать из альтернативных форм административного контроля, то государственные администраторы обязательно предпочтут такой, который связан с самым детальным контролем и наблюдением над отдельными людьми.
Так, например, для борьбы с «надувательством» в сфере государственного вспомоществования федеральные администраторы предложили создать банк данных, в котором хранились бы сведения о примерно 25 млн. лиц, получающих различные формы социальной помощи. Для начала эти 25 млн. фамилий должны были быть сведены в один «национальный список»[40]. И далее, проводя ту же кампанию против «надувательства» в системе государственного вспомоществования, федеральные администраторы настаивали, что все лица, получающие помощь по линии программы помощи семьям, имеющим на иждивении детей, должны ежемесячно заполнять отчетную форму. Специалисты в этой области предсказывают, что «ежемесячная обработка отчетов по каждому случаю предоставления помощи перегрузит отделы социального обеспечения, которые и сегодня не способны выполнить гораздо меньший объем работы по просмотру бумаг... Служащие отделов социального обеспечения в штате Массачусетс ответственны более чем за половину дорого обходящихся штату ошибок. Как же они смогут правильно обработать в 10 раз больший объем бумаг?»[41]
Во имя национальной безопасности федеральные ведомства пытаются регулировать доступ к сугубо теоретическим работам по математике. Самым секретным федеральным ведомством является Агентство национальной безопасности, ответственное за сбор информации, особенно за сбор и анализ открытых и зашифрованных сообщений во всем мире. В последнее время это ведомство заинтересовалось теоретическими работами, ведущимися в различных университетах, которые могут иметь отношение к криптографии. После долгих переговоров группа математиков, специалистов по вычислительной технике и университетских официальных лиц согласилась добровольно передавать для предварительного обзора указанному агентству отчеты об исследованиях, предназначенные для публикации в научной литературе. Ректор Массачусетского технологического института Френсис Э. Лоу заявил: «Меня тревожат последствия подобного начинания для работы университетов. Это представляет такой вид контроля над материалами и идеями, с которыми очень трудно смириться. Что же можно сказать о работе в области лазеров, робототехники высокоскоростных вычислений, т. е. в сферах, которые можно использовать для военных целей?» И действительно, как только военные ведомства получают такие права контроля, утрачивается какой-либо способ проведения твердой границы с целью ограничения подобного контроля.
При президенте Картере Административно-бюджетное управление внедрило новую систему контроля, в соответствии с которой от преподавательского и обслуживающего персонала факультетов тех университетов, которые работают по правительственным контрактам, требуется докладывать о том, как они проводят свое рабочее время. Предположительно это делается для того, чтобы проверить точность определения университетами «косвенных» накладных расходов. В своем письме в Административно-бюджетное управление я отметил, что национальная система 100%-ных отчетов о действиях персонала факультетов является дорогостоящей и излишней. Система выборочного сбора информации могла бы обеспечить достаточную информацию, причем на это потребовалась бы лишь малая доля тех затрат, которых эта информация стоит сегодня. Мне ответили, что «новые правила... основываются на рекомендациях министерства здравоохранения, образования и социального обеспечения, разработанных по настоянию комиссий по ассигнованиям палаты представителей и сената конгресса США». Полный текст этих «рекомендаций» никогда не был обнародован, точно так же как и Административно-бюджетное управление не смогло охарактеризовать точную природу «настоятельных требований» конгрессовских комиссий. Комиссии конгресса и не могут «настаивать»: они голосуют за предоставление денежных средств, одобряют законы, проводят слушания. Что касается выборочных обследований, то официальные лица из Административно-бюджетного управления сказали, что они «предложили провести совместный исследовательский проект в ряде университетов с целью оценки такой возможности». Таким образом, Административно-бюджетное управление собирается оценить возможность проведения статистического выборочного обследования и интерпретации полученных результатов, что явится замечательным достижением, не очень далеким от всеохватывающих попыток изобрести колесо. Между тем 100%-ная охватывающая всю страну система отчетности уже пущена в действие.
Беспрецедентное решение американского государственного менеджеризма в военной сфере было предпринято во имя «защиты нации» и оправдывается на том основании, что Советский Союз, дескать, тратит на вооруженные силы больше, чем США, и что военные силы США слабы в военном отношении. Эти два тезиса, бесконечно повторяемые средствами массовой информации, агитируют значительную часть населения и подавляющее большинство членов конгресса за поддержку военных бюджетов такого размера, которого Соединенные Штаты ранее никогда не имели. Но тщательное исследование приводит к выводу, что эти аргументы базируются больше на фальсификации, чем на фактах.
Источником заявлений Пентагона о том, что Советский Союз тратит больше средств, является комплекс исследований Центрального разведывательного управления США, в которых военные расходы СССР оцениваются по затратам на советские вооруженные силы, как если бы они оплачивались по американским ценам. Используя эти методы, ЦРУ заявило, что Советский Союз затратил в военной сфере в 70-е годы примерно на 50%, или на 300 млрд. долл., больше, чем Соединенные Штаты. Но сама база для такого сравнения выбрана абсолютно неверно. Не принимайте во внимание тот факт, что у нас нет образцов всех советских материалов и что мы не имеем доступа к советским заводам и оценок их издержек. Обратите внимание только на то положение, что «советские ставки жалованья плюс издержки на содержание персонала, вероятно, составляют меньше, чем 1/3 соответствующих американских затрат, и тем не менее ЦРУ оценивает затраты на советскую армию численностью 4,5 млн. человек, набираемых по обязательному призыву, по ставкам жалованья (плюс содержание), соответствующим американской армии, состоящей из добровольцев, для которой, как сообщается, средние расходы на одного солдата составляют от 15 тыс. до 20 тыс. долл. ежегодно... К тому же каждый раз, когда конгресс США утверждает очередное повышение жалованья в американских вооруженных силах, советские расходы, измеренные в долларах, возрастают вдвое, поскольку их армия вдвое больше американской». Этот анализ, сделанный профессором Франклином Холцманом, специалистом по советской экономике из университета Тафтса, показывает, что разрыв в военных расходах, «открытый» ЦРУ в 70-е годы, объясняется величиной жалованья в США, а не резким увеличением действительных военных расходов в СССР»[42].
Помимо этого, поднимающие тревогу государственные американские администраторы систематически исключают из сравнения США — СССР военные бюджеты стран-членов НАТО. И наконец, военная мощь определяется не суммой истраченных денежных средств, а величиной и качеством вооруженных сил, включая их вооружение, моральный дух, качество подготовки и формы использования. Разрыв в военных расходах, изобретенный для того, чтобы обеспокоить американский народ, через положенное время окажется продолжающим все возрастать перечнем «военных разрывов», которые фабрикуются государственными администраторами США с конца второй мировой войны с целью оправдать свои бюджеты и управленческую власть.
Вторая выдумка, которая широко употребляется для оправдания огромного расширения военных ресурсов США, сводится к тому, что Соединенные Штаты ослабли в военном отношении. Эта жалоба таит в себе вывод, что при достаточной решимости Соединенные Штаты имеют возможность создать и поддерживать превосходящие, т. е. победоносные, военные силы. Но достижение победы в крупной войне между ядерными сверхдержавами невозможно. Каждая из сверхдержав сегодня обладает фантастической избыточностью в своей поражающей способности, но никакая нынешняя или будущая наука и техника неспособны обойти одно ограничивающее условие: люди и общественные формации могут быть уничтожены лишь один раз[43].
Сегодняшнее понимание пределов военной мощи включает следующие положения:
— В ядерной войне невозможно добиться «победы», потому что избыточная ядерная поражающая способность обеих сторон гарантирует неустранимые разрушения и смерть для всех.
— По отношению к главным ядерным державам военное превосходство невозможно определить.
— По отношению к ядерным сверхдержавам даже блестяще проведенный первый удар не дает возможности избежать смертельных последствий ядерной катастрофы для глобальной экосистемы.
— Крупные державы могут использовать свои вооруженные силы, если это позволят сверхдержавы, для угроз или нападения против малых государств.
— Малые государства, если это позволят сверхдержавы, могут использовать вооруженные силы одного против другого.
Все эти положения далеки от идеи обладания превосходством в военной области с целью навязывания политической воли побежденным государствам, как это Соединенные Штаты и их союзники сделали в конце второй мировой войны. Революция в военной технике, происшедшая за период после окончания второй мировой войны, серьезно ограничила традиционные возможности по применению военной силы в политических целях[44].
По окончании второй мировой войны администраторы военного истэблишмента США организовали всемирную программу военной помощи. С 1950 по 1980 г. различным союзникам и клиентам Соединенных Штатов было предоставлено военных материалов на сумму 53 млрд. долл. Однако в 70-е годы эта программа была резко ограничена в пользу соглашений о военных продажах. Это изменение было продиктовано отменой золотого стандарта в качестве долларового обеспечения и последовавшим понижением курса доллара по отношению к другим валютам. Федеральное правительство США стало изыскивать способы изъятия долларов, которые накопились в банках по всему миру, и одним из способов, на который был сделан большой упор при администрации Никсона, стала интенсификация программы военных продаж. В 50-е годы соглашения о военных продажах составляли в среднем 162 млн. долл. в год. В следующем десятилетии среднегодовой объем продаж оружия возрос до 1020 млн. долл., в 70-е годы — до 8540 млн. долл. в год и к 1982 г. обещает достичь 25 млрд. долл. в год[45].
Пентагон превратился в посредника по проталкиванию и заключению соглашений о военных продажах за границу. В составе групп военных советников в 54 государствах Пентагон имеет специалистов, которые консультируют иностранные государства в том, какое оружие есть в продаже и какое им следует купить. Как только иностранное государство выбирает какой-либо объект из перечня продаваемого вооружения, Пентагон становится контрагентом, договаривающимся с американской фирмой о производстве и поставке соответствующего оружия[46]. Таким образом, правительство США организует и обслуживает эти иностранные военные продажи на основе межправительственной договоренности, взимая положенные в таком случае 2% комиссионных и организуя кредит для финансирования этих продаж.
В 1981 г. программу военных продаж должна была дополнить программа «прямого кредитования», или предоставление по низким процентам займов на сумму 982 млн. долл., которая позволит 16 стратегически расположенным государствам купить американское оружие и пройти военную подготовку. Официальные лица федерального правительства заявили, что такой кредит будет доступен по очень низким ставкам, равным 3% в год. Помимо различных программ финансирования расширяющихся военных продаж, администрация Рейгана объявила о специальном фонде (350 млн. долл.) «с целью обеспечения для Соединенных Штатов большей гибкости, если потребуется ответить на прямой вызов» в чрезвычайных ситуациях. Смысл этой программы состоит в том, что государственные администраторы смогут использовать ее для оказания давления военной помощью в критических точках мира[47].
Американские государственные администраторы изо всех сил стремятся не только расширить свой управленческий контроль по всему миру, но и усилить военные системы США и военную экономику в странах-союзниках. Присутствие ориентированных на военную сферу государственных администраций в других, особенно малых странах делает их более управляемыми в ходе рутинного административного сотрудничества, строящегося на базе отношений лиц, объединенных едиными нормами администрирования. Но те нации, которые становятся клиентами этих расширяющихся военных операций, уже не могут избежать их последствий. Их скудные финансовые ресурсы неизбежно направляются на поддержку все расширяющихся военных истеблишментов. Их относительно малочисленные кадры квалифицированной рабочей силы получают возможность фантастической карьеры в вооруженных силах — почти всегда самом высоко оплачиваемом секторе соответствующих государств. Развитие гражданской экономики неизбежно затормаживается.[48]
Государственные администраторы США привержены к использованию военной мощи для собственного возвеличивания — даже за счет потери жизнеспособного производительного общества. Они изо всех сил стремятся к поддержанию и расширению власти принятия решений управляющими высшего эшелона как в частном, так и в государственном секторах. Иностранные инвестиции американских фирм (см. Приложение 1) являют собой одно измерение экономической мощи частных корпораций, обеспечению которой и посвятили себя государственные администраторы. Преследуя эти цели, администраторы, как представляется, готовы поощрить массированную подготовку к войне, которая угрожает всему обществу и даже всему человечеству.
СНОСКИ
[1] Специальные сообщения главного бухгалтера-контролера министерства обороны США.<<
[2] См.: U. S. Department of Defense. "Real and Personal Property", September 30, 1980.<<
[3] См. U. S. Bureau of the Census. "Statistical Abstract of the United States 1980". Government Printing Office 1980, р. 570.<<
[4] В 1978 г. при администрации Картера была сформулирована «Программа экономического стимулирования», которая устранила какие-либо ограничения на дальнейший рост военных расходов министерства обороны США.<<
[5] См. "Economic Report of the President, Transmitted to the Congress", January 1980, р. 203.<<
[6] См. "Statistical Abstract of the United States 1980", р. 474.<<
[7] Эти оценки, конечно, сильно зависят от методов, с помощью которых определяются денежные затраты, а также от темпов изменения курса доллара. Если все расчеты свести к постоянным долларам 1972 г., то расходы США на военные цели в период с 1950 по 1980 г. составят 2074 млрд. долл. В сравнении с этим стоимость всех машин, оборудования и зданий в частном секторе экономики США в 1979 г. оценивалась в 1102 млрд. долл. (в тех же постоянных долларах 1972 г.). — См. "Statistical Abstract of the United States 1980", р. 366, 474.<<
[8] Специальное сообщение МО США. — См. Defense Week, June 14, 1982.<<
[9] Меморандум Эйзенхауэра приведен в приложении к: Sеуmоur Мelman. "Pentagon Capitalism". McGraw-Hill, 1970.<<
[10] См.: Seymour Melman. "Our Depleted Society'. Holt, Rinehart & Winston, 1965.<<
[11] "President Eisenhower's Farewell to the Nation". U. S. Department of State, Bulletin 44 (February 6, 1961).<<
[12] Конечно, правда заключена и в том,что сам Эйзенхауэр был вовлечен в военно-политические авантюры в лучших имперских традициях. При его администрации Центральное разведывательное управление США провело операции по свержению законных правительств Ирана и Гватемалы, которые не отвечали политическим вкусам Вашингтона. Эйзенхауэр не учел воэможности того, что разведывательные полеты самолетов «У-2» над Советским Союзом вызовут дипломатическую катастрофу, приведшую к отказу советской стороны от важной встречи на высшем уровне в Париже в 1960 г. Тот же Эйзенхауэр вручил своему преемнику военно-политическую бомбу в форме проводившейся уже тогда подготовки высадки на Кубе, приведшей к поражению в Заливе свиней.— См.: В. Сооk. The Declassified Eisenhower, N. Y.. 1981, р. 182—183, 304—306.<<
[13] Следует отметить, что в этом сравнении знаменатель состоит из статей основного капитала, являющихся главной частью гражданской продукции национальной экономики. Числитель, военный бюджет, состоит из различных факторов, которые могут быть использованы для производства нового основного капитала. Это концептуальное несоответствие — числитель состоит из различных факторов производства основного капитала, а знаменатель отражает выпуск основных средств производства — используется для того, чтобы подчеркнуть идею, что военный бюджет может использоваться для.различных целей — как гражданских, так и военных. Таким образом, это соотношение уже является мерой невосполнимых потерь нового гражданского капитала.<<
[14] Доступные данные содержатся в "Yearbook of National Accounts Statistics 1979", vol. I, for 1960, 1963, 1965, and each year 1970—1978. Среднее соотношение военных расходов и капиталовложений в США в эти годы составляло 52,4:100.<<
[15] См. "National Science Foundation Highlights". Washington, D. С., September 26, 1980; см. также U. S. Office of Management Budget. "Special Analysis of the Budget of the U. S. 1980/1981, Special Analysis K." На основания приведенных здесь данных я прихожу к выводу, что 63% расходов министерства энергетики на научные исследования и разработки пошло на военные и связанные с ними цели. Это процентное соотношение было распространено и на все федеральные расходы на НИОКР. В отдельной публикации "Federal R & D Obligations by Agency: FY 1978 and 1982" Национальный научный фонд США приводит данные по каждому федеральному агентству. Из этих данных на 1982 г., используя ту же самую -методику, что и для данных 1981 г., получается, что доля военных НИОКР в федеральных агентствах и ведомствах составила в 1982г. 72%.<<
[16] The New York Times, June 26, 1981.<<
[17] См. National Science Foundation. "Review of Data on Science Resources". (Washington, D. С., Мау 1976), р. 14.<<
[18] К обслуживающим военную сферу отраслям промышленности отнесены следующие: артиллерийская, ракетная, химическая, электротехническая, транспортного оборудования и приборостроения. Соответствующие данные собраны в: Мichаеl Воretsky. "U. S. Technology: Trends and Policy Issues". U. S. Depratment of Commerce, Washington, D. С., October 1973.<<
[19] См. The New York Times, December 23, 1980.<<
[20] Я определил теорию и стиль функционирования максимизирующей затраты военной экономики в своих предыдущих работах: "Pentagon Capitalism", N. Y., 1970; "The Permanent War Economy", N. Y., 1974. Данная книга дополняет и обновляет эти более ранние работы.<<
[21] Статья на редакционной полосе газеты New York Times, Мау 14, 1981, написанная репортером журнала The American Lawyer Джэймсом Краймером. Последний отмечает, что «фирмы часто берут к себе на службу адвокатов, которые раньше служили в юридических отделах видов вооруженных сил и которые хорошо знают стратегию федерального правительства по отношению к претензиям, искам и рекламациям. Благодаря их опыту фирмы формулируют такие претензии, которые невозможно быстро удовлетворить, разрабатывают бесконечные спорные пункты, затуманивающие существо иска. Судебные процессы по таким искам напоминают скорее торговлю лошадьми, чем умную оценку действительных затрат на проект. Конечно, правительство разрешает вносить в проекты изменения, которые могут повысить цену системы оружия, но это увеличение очень далеко от тех надбавок к цене, которых добиваются некоторые адвокаты фирм... В 1978 г., например, федеральное .правительство выплатило более 1,1 млрд. долл. перерасхода за корабли, строящиеся тремя крупнейшими военно-морскими подрядчиками, хотя даже аналитики ВМС США признали, что оправданный перерасход составил менее половины вышеназванной суммы. Остальную сумму выплатили сами ВМС, опасаясь бесконечного судейского разбирательства с общей суммой исков более чем на 2,7 млрд. долл., которые выдвинули от лица своих клиентов восемь юридических фирм. Некоторые иски занимали 60 томов бумаг, что начисто исключало возможность реалистического подхода к анализу существа дела».<<
[22] См.: Defense Week, October 27, 1980.<<
[23] См. The New York Times, November 21, 1980.<<
[24] Специальное сообщение помощника министра обороны США по НИОКР. См. также U. S. Department of Commerce. "Defense Materials System and Defense Priorities System", December 1976.<<
[25] См. Gordon Аdаms. "The Iron Triangle: The Politics of Defense Contracting". New York, Council on Economic Priorities, 1981.<<
[26] The New York Times, July 1, 1981.<<
[27] The New York Times, April 16, 1981.<<
[28] См. подробности в: S. Melman. "The Permanent War Economy", р. 32, 33, 180—182.<<
[29] См.: James М. Suarez. "Profits and Performance of Aerospace Defense Contractors". — Journal of Economic Issues, June 1976.<<
[30] См. "Statistical Abstract of the United States 1980". Government Printing Office, 1980, р. 265; The New York Times, January 18, 1981 (Herbert Kriedmаn. "Off Whose Back?")<<
[31] The New York Times, March 25, 1981 (Ann Writtenden. "Growers' Power in Marketing Under Attack").<<
[32] См.: The New York Times, March 30, 1981.<<
[33] Из передачи новостей по общественной системе радиовещания 7 июня 1981 г.<<
[34] См.: Seymour Melman. "The Federal Connection". — The New York Times, November 2, 1975. Впервые эти данные приведены в: R. Anderson. "The Balance of Military Payments among States and Regions". — В: Seymour Melman (ed.). "The War Economy of the U. S." St. Martin's Press, 1971.<<
[35] См. Northeast-Midwest Institute. "The Federal Balance of Payments, Regional Implications of Government Spending", (3588 House Annex № 2. Washington D. С. 20515; August 1980).<<
[36] Игнорируя роль административного контроля федерального правительства над военной экономикой и эффект соответствующих капиталовложений, авторы доклада «Национальная повестка дня на 80-е годы» делают вывод, что деградация городов в «старом промышленном сердце страны» частично явилась результатом исторически неизбежного процесса «зарождения постиндустриальной Америки». Нахальство, с которым в данном случае протаскивается постиндустриальная идеология, тем более очевидно, что рекомендации указанного доклада относительно политика в отношении городов составляла комиссия, возглавлявшаяся Чарлзом Бишопом, «экономистом и президентом Хьюстонского университета, который лежит в сердце так называемого Солнечного пояса США».<<
[37] См. U. S. General Accounting Office. "Federal Paperwork: Its Impact on American Businesses". Washington, D. С., November 17, 1978.<<
[38] См. U. S. News and World Report, December 29, 1980.<<
[39] См. The New York Times, January 18, 1981.<<
[40] The New York Times, April 10, 1981.<<
[41] Boston Globe, June 26, 1981.<<
[42] Критика и аналитические данные на эту тему содержатся в следующих статьях Фр. Холцмана: "Are the Soviets Really Outspending the U. S. on Defense?" — International Security, Spring 1980; "Soviet Military Spending: Assessing the Numbers Game". — International Security, Spring 1982; "Is There а Soviet — U. S. Military Spending Gap?" — Challenge, September — October 1980.<<
[43] См. гл. 6 в: S. Меlmаn. "The Permanent War Economy".<<
[44] Ниже приводятся результаты некоторых исследований, в которых в определенной степени разоблачается пдея о том, что ядерную войну можно «выиграть» благодаря «превосходству» в вооружениях.
В 1975 г. Национальная академия наук США выпустила доклад «Долгосрочное мировое воздействие многочисленных взрывов ядерного оружия», в котором нарисована перспектива мирового апокалипсиса вследствие всеобщей ядерной войны и истощения слоя озона в стратосфере, что открыло бы свободный путь для ультрафиолетового облучения поверхности земли. — См.: Рhiliр Наndlег. "Nо Escape".— The New York Times, November 26, 1975.
К маю 1981 г. научное сообщество США узнало о том. что один-единственный взрыв ядерного заряда высоко над территорией Соединенных Штатов может вызвать такой электромагнитный импульс, в результате которого выйдет из строя вся электрическая система США, а также сеть электросвязи, включая военную связь. — См. Science, Мау 29, 1981, и последующие выпуски этого журнала. Накоплены также данные об авариях с ядерным оружием, находящимся в распоряженин вооруженных сил США. — См. The New York Times, Мау 26, 1981; Lloyd J. Dumas. "National Insecurity in the Nuclear Age". — Bulletin of Atomic Scientists, Мау 1976.
По мере того как ядерное оружие продолжает производиться и накапливаться, все более неотложной проблемой становится контроль за материалами, пригодными для изготовления атомных бомб. Опубликованы сообщения о том, что сегодня фактически недосчитываются «тонны» таких материалов, которые формально должны проходить обработку на специальных предприятиях. — См. The New York Times, December 29, 1974. Чрезвычайно редко обсуждается проблема захоронения военных радиоактивных отходов, которых на 1981 г. насчитывалось 288718,1 м3, что соответствует 98,8% всех высокорадиоактивных отходов со всех ядерных предприятий CIIIA. — См. The Defense monitor, vol. 10, № 1, 1981.
Распространяется также убеждение, что в ядерной войне «возможна победа». Таково название статьи Колина Грэя и Кейта Пэйна в Foreign Policy, № 39, Summer 1980. Авторы, будучи сотрудниками Гудзоновского института, известного «мозгового центра», пишут, что «стратеги не могут разработать планы безболевых конфликтов или гарантировать, что их основные позиции и доктрины обеспечат гораздо более сильное сдерживание по сравнению с ныне действующими американскими схемами. Они, однако, могут утверждать, что умная наступательная стратегия США вкупе с обороной страны должна уменьшить число убитых и pаненых до 20 миллионов, что должно сделать стратегические угрозы со стороны США более убедительными».
Распространение литературы такого сорта подразумевает, что соответствующая демонстрация силы даст возможность психологически воздействовать на СССР и заставить его отказаться от угроз, к которым он уже готов прибегнуть. Если же эта угроза возникнет, американские военные стратеги мечтают повторить кубинский военный кризис. Непривычный, но в то же время реалистический диагноз этого кризиса дан в моей работе "Pentagon Capitalism", р. 133 ff. (Попытка СССР разместить в 1962 г. на Кубе баллистические ракеты ближней и средней дальности может рассматриваться как чрезвычайное средство восстановить свой потенциал сдерживания, который серьезно пострадал в результате наращивания Соединенными Штатами военной мощи.)
Новая технология Пентагона, которая усиливает риск крупного военного столкновения, включает и возобновление производства нервно-паралитического газа (см. Defense Week, January, 26, 1981) и планы развертывания военных действий в космическом пространстве. — См. итоговую статью Джона Маркоффа в In These Times Мау 7 1980)
Ознакомление с «Полевым уставом» Армии США ("U. S. Army Field Manual 100-5", 1976) показывает, что военная доктрина США более не проводит разграничения между операциями в обычных условиях и в условиях ядерной войны. Стратегия и тактика вооруженных сил США представлены как «традиционно ядерные», а в «Полевом уставе» указывается, что и тактическая подготовка Армии США и ее вооружение отвечают всей совокупности этих установок.<<
[45] См. "Statistical Abstract of the United States 1980", р. 370; The New York Times, Мау 8, 1982.<<
[46] См. The New York Times, June 20, 1976 (Jоhn W. Finnеу. "''Selling Arms Is а Pentagon Mission").<<
[47] См. The New York Times, March 11, 1981. Увеличение военной помощи со стороны США должно коснуться следующих 16 стран: Омана, Йемена, Туниса, Турции, Кении, Судана, Египта, Марокко, а также других государств зоны Персидского залива плюс Сальвадора, Таиланда и Израиля.<<
[48] Официальные представители правительств развивающихся стран собрались в Дели в начале 1980 г. под эгидой организации ООН по промышленному развитию (ЮНИДО), чтобы наметить пути ускорения своего экономического развития. Участники конференции пришли к выводу, что их страны ежегодно нуждаются в дополнительных капиталовложениях в сумме 30 млрд. долл. вплоть до 2000 г., что поможет им сократить экономический разрыв между развивающимися странами и промышленно развитыми государствами. Однако ни в материалах конференции, ни в официальной политической резолюции не было упомянуто, что в предшествующем 1979 г. военные бюджеты развивающихся стран составили в сумме 90 млрд. долл., т. е. в три раза больше, чем сумма капиталовложений, которая была признана критически важной для ускоренного развития. Даже если исключить военные излишества богатых нефтью государств, суммарные военные расходы остальных развивающихся стран составят 70 млрд. долл.<<